Сборник - Эта идея должна умереть. Научные теории, которые блокируют прогресс

Торжествующий сциентизм нуждается в философских костылях. И этот урок следует обобщить. Философия рука об руку с наукой участвует в проектах нашего разума. Ее миссия заключается в том, чтобы максимально согласовать наши взгляды и наши подходы. Это включает в себя задачу (в терминах Уилфрида Селларса) примирить «научный» и «очевидный» образы, складывающиеся у нас о мире, и тут философия необходима, чтобы поддержать претензии на описательный характер научного образа.

Возможно, старая проблема демаркации, которая должна отличать научность от ненаучности, – это ложный путь. Более важная демаркация состоит в том, чтобы распознать все, что связано и согласуется с тем знанием, которое претендует на научность. Поэтому в заключение я рискну дать более утопический ответ на вопрос Edge.org , чем тот, что я вынесла в заголовок. Какая идея должна умереть? Идея самой науки. Давайте избавимся от нее в пользу более содержательного понятия «знание».

Дизайнер видеоигр, заведующий кафедрой медиа в Колледже Айвана Аллена и профессор интерактивных компьютерных технологий Технологического института штата Джорджия. Автор книги Alien Phenomenology, or What It’s Like to Be a Thing («Феноменология пришельцев, или Что такое быть вещью»).

«Ни одна тема не останется неисследованной!» – обещает рекламный текст на обложке книги «Наука оргазма», изданной в 2006 году и написанной некими эндокринологом, нейробиологом и «сексологом». Список тем включает «генитально-мозговые связи» и «как мозг производит оргазмы». В результате, продолжает реклама, «все связанные с оргазмом Как, Что и Почему предстанут как на ладони».

Вне зависимости от ее достоинств и недостатков, «Наука оргазма» демонстрирует тенденцию, которая стала едва ли не повсеместной в общественных дискуссиях: любая тема может быть наилучшим образом подана и наиболее полно понята с высот «науки». Насколько распространен этот подход? Сервис Google Books на запрос «наука…» ( the science of… ) выдает около 150 миллионов результатов – причем в десятках книг эта формула вынесена в название. «Наука бережливости», «наука актерского мастерства», «наука шампанского», «наука страха», «наука изготовления компоста» – список можно продолжать бесконечно.

«Наука чего-то» – хороший пример риторического отношения к науке: дескать, всё, в названии чего есть слово «наука», наукой и является. Но это пример не единственный. Употребляется также словосочетание «ученые обнаружили, что…» (или его более ходовой вариант «исследования показывают, что…») – оно взывает к авторитету науки, пусть и без всякой зависимости от того, имеют ли выводы автора хоть какое-то отношение к исследованиям, на которые он ссылается.

Оба описанных риторических приема можно по праву обвинить в сциентизме — концепции, согласно которой только эмпирическая наука обеспечивает доступ к самым полным, авторитетным и точным ответам на вопросы об устройстве мира. Сциентизм – далеко не новая ложная идея, но сегодня он набирает популярность. Не так давно Стивен Хокинг объявил о «смерти» философии, поскольку она не смогла угнаться за развитием физики. Сциентизм предполагает, что единственный продуктивный путь к пониманию Вселенной пролегает через науку, а любая другая деятельность в лучшем случае неэффективна, а в худшем – бессмысленна.

И надо признать, что риторика, взявшая на вооружение слово «наука», возникла отчасти благодаря сциентизму. Книги о «науке чего-то» и описываемые в них исследовательские находки, происхождение которых можно проследить до несомненно научных экспериментов, заняли место философских рассуждений и интерпретаций по поводу смысла или важности соответствующего рода деятельности. Вместо того чтобы размышлять о социальной роли шампанского и связанных с ним удовольствиях, мы думаем о том, что говорят о качестве вина размеры пузырьков и почему эти пузырьки дольше живут на стенках современного стакана волнистого стекла, чем в более широком бокале для шампанского.

Но якобы научная риторика опасна не только тем, что из-за нее мы рискуем скатиться в сциентизм. Она также приписывает науке исключительную заслугу в том, чего наука вовсе не заслужила: в пристальном внимании к устройству и принципам работы вещей. Большинство книг о «науке чего-то» рассматривают материальные формы своего предмета – нейрохимические, вычислительные или экономические. Но внимание к материальным реалиям субъекта не обязательно связано именно с наукой. Филологи изучают историю книги, включая ее материальную эволюцию от глиняных табличек и свитков папируса до пергаментных кодексов. Художники, создавая свои работы, опираются на глубокое понимание физических свойств краски, мрамора или оптики. Поварам, чтобы преуспеть в ремесле, нужно тонко разбираться в химии и биологии еды. Думать, что лишь наука как-то особенно связана с наблюдениями за материальным миром, – это не только ошибочно, но и оскорбительно.