Алан Вейсман - Земля без людей

В то же самое время Гизкрофт остался в основном прерией ежи сборной, красной и луговой овсяницы, полевицы и луговика дернистого. Пройдет тридцать лет, прежде чем деревья начнут затенять его открытые пространства. А Броадбалк густо зарос высокими деревьями. К 1915 году в нем появились еще 10 разновидностей деревьев, включая клен полевой и сосну, а также кусты черники и темно-зеленый ковер плюща обыкновенного.

В течение XX столетия два участка продолжили свои независимые метаморфозы от поля к лесу, по мере взросления различия между ними все увеличивались, отражая их разные сельскохозяйственные истории. Они стали известны как Заповедники Броадбалк и Гизкрофт – с некоторой натяжкой, учитывая общую площадь меньше 1,6 гектара, но, возможно, отражающей страну, в которой осталось менее 1 % исходных лесов.

В 1983 вокруг Броадбалка проросли ивы, но затем их сменил крыжовник и ягодный тис. «Здесь, в Гизкрофте, – говорит Пол Поултон, отцепляя дождевик от куста, усыпанного яркими ягодами, – нет ничего подобного. Внезапно 40 лет назад начал появляться остролист. Теперь им все заросло. Непонятно почему».

Рис. 10. Броадбалк: пшеничное поле и «дикая природа» (деревья в левом верхнем углу)

© Rotamsted Research Ltd 2003

Некоторые кусты остролиста размером с дерево. В отличие от Броадбалка, где плющ обвивает стволы каждого боярышника и расстилается внизу, здесь земля не покрыта ничем, кроме ежевики. Трава и сорняки, которые первыми захватили распаханное поле Гизкрофт, полностью исчезли, вытесненные дубами, предпочитающими кислые почвы. За счет долгого выращивания азотофиксирующих овощей, а также азотных удобрений и десятилетий кислотных дождей Гизкрофт стал классическим примером истощенной почвы, окисленной и выщелоченной, со всего лишь несколькими доминирующими видами.

Но даже такой лес преимущественно из дуба, ежевики и остролиста – не пустое место. Здесь есть жизнь, и со временем она породит новую.

Отличие от Броадбалка, где всего один дуб, – в двух столетиях известкования мелом, который удерживает фосфаты. «Но со временем, – говорит Поултон, – их вымоет». Когда это произойдет, восстановление будет невозможно, потому что, как только истощится буфер из кальция, он не вернется, если только не придут люди с лопатами и не рассыплют его. «Однажды, – продолжает он почти шепотом, оглядывая работу всей жизни, – эти поля вернутся в состояние дикого кустарника. Вся трава исчезнет».

Люди обнаружили свинец давно, но лишь недавно поняли, как он действует на нервную систему, развитие обучения, слух и общую деятельность мозга.

Без нас на это уйдет не более столетия. Промытый от известки, заповедник Броадбалк превратится в Гизкрофт. Подобно древесным Адаму и Еве, их семена будет носить ветром, пока эти два остатка леса не объединятся и не распространятся, забирая бывшие поля Ротамстеда в их необрабатываемое прошлое.

В середине XX века высота колоса коммерческой пшеницы сократилась почти вдвое, в то время как количество зерен в нем увеличилось. Это были специально выведенные сорта, разработанные во время так называемой зеленой революции для уничтожения голода в мире. Их феноменальная урожайность накормила миллионы, которые в противном случае не ели бы, и таким образом привела к росту населения в таких странах, как Индия и Мексика. Созданные за счет искусственного перекрестного опыления и случайной смеси аминокислот – методы, предшествовавшие генной инженерии, – их успех и выживание зависели от специально подобранного коктейля из удобрений, гербицидов и пестицидов для защиты этих выведенных в лабораторных условиях форм жизни от опасностей, подстерегавших в реальном мире.

В мире без людей ни один из таких сортов не протянет в дикой природе даже четырех лет, которые продержалась пшеница в Заповеднике Броадбалк после того, как Лоус и Гилберт отдали ее на милость природы. Некоторые – стерильные гибриды или дающие настолько плохое потомство, что фермеры вынуждены покупать новые семена каждый год, – находка для семенных компаний. Поля, на которых они вымрут, – а это на сегодняшний день большая часть полей под зерновыми в мире – окажутся изрядно закисленными нитратами и серой и останутся сильно выщелоченными и кислыми, пока не сформируется новая почва. На это потребуются десятилетия укоренения и роста устойчивых к кислым почвам деревьев, а затем еще сотни лет, чтобы облетевшие листья и разлагающаяся упавшая древесина превратились в гумус микробами, способными выжить на слабеньком наследстве промышленного сельского хозяйства.