«Это биполярная ситуация. Когда вы загоняете слонов в парк и пасете скот вовне его, вы получаете две разных среды обитания. Внутри вы теряете все деревья, и лес становится лугом. А снаружи все зарастает густым кустарником».
В 70-80-х годах XX века слоны научились весьма болезненным путем оставаться там, где безопасно. Нечаянно они вломились в глобальное столкновение с углубляющейся африканской бедностью, которая в Кении сочетается с самой высокой рождаемостью в мире и бумом, вызванным так называемыми азиатскими тиграми экономики, пробудившим тягу Дальнего Востока к предметам роскоши. А они включают в себя слоновую кость: спрос на нее превысил даже похоть, когда-то столетиями финансировавшую работорговлю.
Когда цена в $20 за килограмм выросла в 10 раз, браконьеры превратили места вроде Тсаво в мусорную кучу из трупов с обрезанными бивнями. К 1980-м больше половины 1,3 миллиона африканских слонов были мертвы. В Кении осталось всего лишь 19 тысяч, упрятанные в такие охранные зоны, как Амбозели. Международные запреты на добычу слоновой кости и приказы стрелять на поражение в браконьеров приостановили, но не искоренили резню, особенно убийство слонов за пределами парков под предлогом защиты посевов или людей.
Желтокорые акации, когда-то обрамлявшие болота в Амбозели, исчезли, поваленные теснящимися толстокожими [24]. Когда парки стали безлесными равнинами, такие пустынные животные, как газели и ориксы, заменили поедателей ветвей: жирафов, куду и бушбоков. Получилась рукотворная копия сильнейшей засухи, какие бывали в Африке во времена ледниковых периодов, когда среды обитания сжимались и животные сбивались в оазисы. Африканская мегафауна пролезла сквозь те бутылочные горлышки, но Дэвид Уэстерн опасается того, что может с ней случиться в этот раз: с беженцами, выброшенными на берег острова посреди моря поселений, выделенных наделов, объеденных пастбищ и производственных ферм. Тысячи лет мигрирующие люди были их эскортом в Африке: кочевники и их стада брали необходимое и уходили дальше, оставляя природу за собой только богаче. Но теперь такая миграция людей практически завершилась. Теперь к нам приходит пища, а также предметы роскоши и другие продукты потребления, не существовавшие большую часть человеческой истории.
Из всех мест на Земле – за исключением Антарктики, где люди никогда не жили, – лишь Африка не столкнулась с массовым вымиранием диких животных. «Но интенсивное земледелие и высокая численность населения, – беспокоится Уэстерн, – означают, что мы наблюдаем его сейчас». Баланс, установившийся между людьми и дикими животными в Африке, бесконтрольно нарушается: слишком много людей, слишком много коров, слишком много слонов согнано на слишком маленькие участки земли слишком многими браконьерами. Надежда, поддерживающая Дэвида Уэстерна, лежит в знании, что часть Африки осталась такой, какой была до того, как мы превратились в ключевой вид, достаточно мощный, чтобы помыкать даже слонами.
В 70-80-х годах XX века слоны научились весьма болезненным путем оставаться там, где безопасно.
Он полагает, что, если бы не осталось людей, Африка, в которой люди жили дольше, чем в любом другом месте, парадоксальнейшим образом вернется в самое нетронутое девственное состояние на Земле. С таким большим количеством диких животных, поедающих ветви и траву, Африка – единственный континент, на котором экзотические растения не сбежали из пригородных садов, чтобы завоевать сельскую местность. Но в Африке после ухода людей произойдут некоторые важные изменения.
Когда-то североафриканский скот был диким. «Но после тысяч лет среди людей, – говорит Уэстерн, – их отбирали по брюху, чтобы передний отдел желудка был как можно больше и животные могли поглощать огромное количество пищи в течение дня, так как они не смогут пастись ночью. Так что теперь они не слишком быстры. Предоставленные сами себе, они будут довольно-таки уязвимой говядиной превосходного качества».
Большим количеством говядины. Домашний скот на настоящий момент представляет собой больше половины живого веса экосистем африканской саванны. Без копий масаев, служащих им защитой, они обеспечат оргию для опьяненных добычей львов и гиен. Как только коровы исчезнут, будет более чем в два раза больше пищи для всех остальных. Прикрывая от солнца глаза, Уэстерн облокачивается на джип и подсчитывает, что все это будет значить. «Полтора миллиона диких животных могут уничтожать траву так же эффективно, как домашний скот. Взаимодействие между ними и слонами будет более плотным. Они будут играть ту самую роль, которую масаи описывают, когда говорят «скот растит деревья, а слоны – траву».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу