Я постараюсь сохранить свой брак и почаще заниматься сексом. Я буду продолжать интервальные тренировки, чередуя быстрый бег и ходьбу, и выключать источники голубого света перед сном.
Я воспользуюсь советом эксперта в области фитнеса Оскара Уайльда: «Будьте умеренны во всем, включая неумеренность». Для неумеренности тоже должно быть место. И праздники, и триатлон могут быть полезны для здоровья. И я постараюсь, чтобы у меня было больше таких дней, как 19 июня, последний день моего проекта, когда мы с Джули повели детей в Бруклин, на матч Малой лиги бейсбола, в котором участвовала наша местная команда Cyclones. Я сделал 8304 шага, большинство из них – по пути на стадион. Я на воздухе, вдыхаю фитонциды. Я подвергаюсь небольшому солнечному излучению, чтобы вырабатывался витамин D. Я смотрю бейсбол, что, возможно, снижает артериальное давление.
Не обошлось и без аэробной нагрузки, например я бросал мяч в корзину рядом со стадионом. Детектор при этом определяет скорость броска. Мы все попробовали. Когда Зейн запустил мяч, радар показал зашкаливающе высокий результат – 151 км/ч.
– Ваш сын должен подписать контракт с Mets [223]! – воскликнул парень, который включает радар.
А прямо сейчас я возвращаюсь на наши места, держу своего чудо-ребенка за ручку, и его прикосновение снижает уровень кортизола в крови. Ладошка у Зейна липкая, ведь он увлечен лакомством, голубой сахарной ватой.
– Хочешь попробовать, папа? – спрашивает Зейн и высоко поднимает палочку с ярким ватным облаком.
Я не спешу с ответом. Да. Пожалуй, хочу. Только попробовать.
Однажды в пятницу (это было в сентябре, через несколько месяцев после окончания проекта, когда я ходил по дорожке и вносил последние исправления в книгу) мне позвонил отец. Он сказал, что тетя Марти потеряла сознание.
Я не придал этому особого значения, как и сама Марти. Наверное, обморок от избытка бразильских орехов и недостатка конопляного семени. Или наоборот. Совсем скоро она оправится и мы снова услышим гневные тирады в адрес агропромышленных предприятий или нефтяников, устраивающих гидроподрывы.
Марти неохотно (настоял холистический доктор) пошла к обычному, прописывающему лекарства и отправляющему на анализы врачу.
Через два дня стали известны результаты. Я ошибался. Дело было не в конопляном семени. Это был рак. Острый миелоидный лейкоз, ужасная разновидность рака, при которой костный мозг производит столько белых кровяных телец, что организм не выдерживает.
Марти не верила в Бога. Если она во что-то верила, то в собственное доброе божество вроде Матери Земли. Но если события и направляла какая-то сила (неважно, божественная или нет), она делала это с особо злым чувством иронии.
Это Марти, питавшаяся листовой капустой, избегавшая токсинов, отвергавшая микроволновки и сотовые телефоны; женщина, евшая органическую еду и спавшая на органических простынях, и у нее рак?
Она согласилась на короткий курс химиотерапии в Корнелльском медицинском центре. Сама она не хотела, но уступила родственникам. Она называла это «боевой медициной». Она была так пацифистски настроена, что ей была ненавистна метафора «борьба с раком». Химия не помогла. Нужен был еще один курс.
Я навещал ее. Она выглядела на удивление хорошо: да, похудела, но все ее волосы были на месте, и фиолетовый шарф тоже. И настроение у нее было бодрое. Мы говорили о книге Тины Фей и об Андреа Бочелли. Она рассказывала мне о своей подруге, иллюстрировавшей «Уолтера, пукающего пса», с которой, как она думала, захотели бы познакомиться мои дети. Как-то раз мы отправились в Центральный парк и лежали там на траве, чтобы «зарядиться энергией Земли», как она это называла.
Мы каждый день писали друг другу о каких-то пустяках. Мой сын интересовался, какое у нее любимое животное, и она отвечала: «Слон. Потому что у слонов матриархат, они вегетарианцы и скорбят, потеряв ребенка». Она ругала меня за то, что, разбив обыкновенные очки, я ношу солнцезащитные (это могло сказаться на моих циркадных ритмах). Она спрашивала, знаю ли я, что новая жена Пола Маккартни – вегетарианка. (Я не знал.) Она подписывала письма все так же: «Твоя эксцентричная тетя Марти».
Как-то в конце октября она написала мне о своем решении: второго курса химиотерапии не будет. Она не писала: «Я выбираю смерть», но я прочел именно это. Джули, которой я показал письмо, читала его, вцепившись в мою руку, ее подбородок дрожал.
Я был против, но понимал Марти. Даже если лечение окажется успешным, ее шанс прожить еще пять лет равен 10 %.
Читать дальше