Адам Замойский - 1812. Фатальный марш на Москву

Поскольку солдаты целый день шли маршем, привалы они делали всегда довольно поздно и вместо отдыха им сначала приходилось озаботиться разведением костров, сбором провизии и приготовлением какой-нибудь еды. «По моему разумению, то была самая трудная часть похода, – вспоминал граф Адриен де Майи, суб-лейтенант конных карабинеров. – Представьте себе, каково нам приходилось после перехода в десять лье по безжалостной жаре в касках и кирасах и часто без достаточной пищи, браться затем забивать овцу, свежевать ее, потрошить гусей, готовить суп и поддерживать огонь, чтобы прожарить то, что будем есть сегодня или прихватим с собой на следующий день» {275}.

Нередко они не располагали ничем, а потому приходилось отправлять людей на заготовку провианта в окрестностях. К моменту их возвращения с провизией или к приезду полковых снабженческих фур солдаты засыпали, потому поочередно одни из них готовили пищу, а другие отдыхали, и воины съедали ужин перед выступлением утром. Понятно, что они глотали еду в спешке, а иногда, когда вдруг звучал сигнал тревоги или приходил срочный приказ к выступлению, бросали все недоеденным.

В дневнике пьемонтца Джузеппе Вентурини, служившего лейтенантом в 11-м полку легкой пехоты, всюду через строчки сквозит дыхание тягот и нужды. «Ужасный день! – такими словами начинается запись от 20 июля. – Разбили лагерь в грязи, благодаря нашим кретинам-генералам. То же самое 21-го, 22-го, 23-го.

Но вот 24-го – на прекрасном лугу. Чувствовал себя словно во дворце. Меня назначили нести караульную службу при генерале Вердье [73]. В тот день мне повезло. Поел хорошего супа. 26-го у нас полку шестеро умерли от голода» {276}.

Голод становился худшим из несчастий. «Вы, кто никогда не корчился в голодных коликах, вы, чье нёбо не сохло от жажды, вы просто не знаете, что такое настоящая нужда – нужда, которая никогда не прекращается и которая, будучи лишь отчасти умилостивлена, становится все более насущной и более острой, – писал один из казначеев 1-го корпуса Даву. – Посреди великих событий, разворачивавшихся перед моими глазами, меня занимала одна главенствующая мысль: поесть и попить стало моей единственной целью – вот ось, вокруг которой сосредотачивалось все мое сознание» {277}.

Полковое снабжение, перевозимое фурами или представлявшее собой стадо скота, следовавшее за наступающим войском, неизбежно отставало, если солдаты увеличивали темп движения, и во многих случаях находилось в трех или четырех днях пути. В результате регулярная раздача пайков бывала явлением редким, если не сказать исключительным. Майор Эвертс из Роттердама, служивший в корпусе Даву, отмечал, что к моменту прихода в Минск у его людей на протяжении тридцати суток не было крошки хлеба во рту. Как утверждал капитан Шарль Франсуа из 30-го линейного полка, в предместьях Вильны им перепало две пайки заплесневелого хлеба – единственный раз за всю кампанию, когда вообще выдавали хлеб. И нельзя сказать, будто такие впечатления создавались у одиночек. «Как только мы перешли Вислу, регулярное снабжение и нормальное поступление еды закончились, и с того момента и вплоть до Москвы мы не получали и фунта мяса или хлеба или стакана бренди за счет упорядоченного распределения съестного или нормальной реквизиции», – докладывал генерал фон Шелер королю Вюртемберга {278}. [74]

Практически повсеместно задачи добычи продовольствия и приготовления его для себя становились заботой личного состава. Самыми находчивыми, по всем рассказам, зарекомендовали себя французы и поляки, которые доставали – путем покупки или грабежа – котелки для варки и прочую посуду и умели приготовить из самого безнадежного сырья блюда, если уж не насыщавшие надолго, то хоть ублажавшие желудок. Согласно мнению генерала фон Шелера, они оказывались и расторопнее в плане доставки снабжения, быстро отыскивали нужное и без промедления отправляли в часть, чтобы всякий получил долю из найденного. Когда все старались для общей пользы, дело спорилось. Вюртембергцы Шелера тут явно отставали, и если какой-то отряд находил еду, то члены его принимались набивать ею собственные желудки. Только потом они задумывались о том, как добраться с оставшейся добычей в части, к каковому моменту те уходили далеко вперед, а посему приходилось либо бросать груз, либо решиться заведомо отстать и нагнать своих когда-нибудь потом или не нагнать вовсе {279}.

Однако нужда – великий учитель, и Якоб Вальтер из вюртембергской дивизии в корпусе Нея [75]быстро научился отыскивать соления в бочонках, кадки с кислой капустой, горшки с медом, картошку и колбасу, спрятанные под полом или под поленницами, или же закопанные в огородах брошенных жителями и на вид опустошенных селений. «Тут и там носились кабаны, которых забивали палками, рубили саблями и кололи штыками, – писал он, – и порой еще живыми их раздирали на куски. Несколько раз мне удавалось отсечь себе что-нибудь, но приходилось жевать и глотать мясо сырым, поскольку голод мой не хотел ждать появления шанса приготовить мясо» {280}. Есть сырую свинину, как хорошо известно на печальных примерах, очень опасно, но даже и без того схемы питания с подавляющим преобладанием мяса, но при острой нехватке хлеба, риса и овощей, мощно били по желудкам и вызывали у солдат понос и дизентерию.