Адам Замойский - 1812. Фатальный марш на Москву

Рапорты и донесения от французских военных командиров и дипломатических агентов в Германии полнились рассказами о заговорах разных тайных обществ и предупреждали Наполеона, что нужда, вызванная Континентальной блокадой, доводит людей до отчаяния. Осенью 1811 г. Пруссия казалась стоящей на грани восстания – король с его профранцузским кабинетом едва сдерживали рвущихся в бой националистов. Прусская армия тайком мобилизовала резервы. Жером в Вестфалии все больше нервничал. «Брожение достигло высочайшей степени, в народе вынашиваются и с воодушевлением высказываются самые дичайшие замыслы, – извещал он Наполеона 5 декабря 1811 г. – Люди приводят в пример Испанию, и если дойдет до войны, все земли между Рейном и Одером охватит огромное и деятельное восстание». Наполеон не считал немцев способными на народное восстание, а тайные общества вообще рассматривал как посмешища. Однако он все же проинструктировал Даву быть готовыми по первому требованию наступать на Берлин с целью разоружить прусскую армию {95}.

Армия, которую на сей раз сколачивал Наполеон, обещала стать самой большой на свете [33] [34]. В рядах ее служили солдаты едва ли не из всех стран Европы. Основное ядро состояло из французов, бельгийцев, голландцев, итальянцев и швейцарцев, происходивших с территорий, включенных в состав империи. Вдобавок к тому ее усиливали контингенты из всех вассальных или союзнических государств. Наличие под знаменами такого пестрого многообразия разных народов неизбежно поднимало вопрос единства, не говоря уже о мотивации и верности делу. Однако за исключением польского и австрийского корпусов все контингенты находились под командованием французских генералов. Многие части и соединения были проникнуты французской военной культурой и подкреплены высокой репутацией французского оружия. «Вера в непобедимость делала их непобедимыми, точно так же, как осознание того, что в конце он обязательно будет побежден, парализовало дух и волю противника», – так высказывался о войсках Карл фон Функ, немецкий офицер, прикомандированный к французскому императорскому штабу {96}.

«Три четверти народов, собиравшихся вот-вот принять участие в противостоянии, имели интересы, диаметрально противоположенные тем, каковые привели к открытию враждебных действий, – писал немецкий лейтенант граф фон Ведель, служивший в 9-м шволежерском полку. – Среди них находилось немало таких, кто в глубине души желал успеха русским, и все же в момент опасности все сражались так, точно защищали собственные дома» {97}. Дух соревновательности оказался силен, к тому же нельзя сбрасывать со счетов магию присутствия Наполеона.

«Никто, кто не жил во времена Наполеона, не может представить себе морального воздействия, оказываемого им на умы современников», – уверял один русский офицер и добавлял, что любой солдат, на чьей бы стороне тот ни воевал, инстинктивно ощущал безграничную власть при одном упоминании этого имени. Ведель соглашался. «Какие бы личные чувства по отношению к императору ни испытывали люди, не было никого, кто не видел бы в нем величайшего и способнейшего полководца и не испытывал чувства уверенности в его талантах и ценности его суждения… Аура величия поглощала и меня, наполняя воодушевлением и восторженным преклонением. Как и прочие, я кричал: “Vive l’empereur!”» {98}

Крупнейший контингент войск не собственно французского происхождения составляли поляки, которых насчитывалось около 95 000. Многие из них сражались под французскими знаменами с конца 1790-х годов и являлись верными союзниками Франции. В 1807 г. Наполеон сформировал и включил в состав Императорской гвардии отборный полк польских шволежеров, давая тем самым понять, сколь высоко ценит он своих польских солдат. В том же году великое герцогство Варшавское приступило к набору собственной армии и создало Висленский легион – вспомогательный корпус, предназначенный для ведения войны за французское дело. Солдаты его отличились на многих театрах военных действий, и с готовностью сражались на стороне французов. Единственная сложность состояла в настоянии Наполеона, вынуждавшего великое герцогство поставить в строй больше войск, чем это маленькое государство могло позволить себе как в плане людских ресурсов, так и в экономическом смысле, что заставляло руководство скрести по всем сусекам. В армию набирали физически негодных рекрутов, обмундирования не хватало, должной подготовки бойцы не получали, а после июня 1812 г. личный состав повсеместно не видел жалования. Но, по крайней мере, верность солдат делу и преданность Наполеону никогда не ставились под вопрос {99}.