Адам Замойский - 1812. Фатальный марш на Москву

Ничего не мешало также с ожиданием смотреть на царя даже тем, кто сильнее или слабее противодействовал в свое время «старому режиму». Многие немцы, возлагавшие надежды на Александра, являлись республиканцами или, по крайней мере, либеральными националистами, находившимися в конфликте с прусской монархией. Туда же можно отнести членов Тугендбунда и к тому же франкмасонов, в которых король Фридрих-Вильгельм видел опасных диверсантов. Среди испанцев и итальянцев, связывавших тогда многие чаяния с царем, попадались либералы-вольнодумцы, каковые в свое время еще окажутся закованными в железо их собственными монархами.

Среди других неожиданных членов этого клуба оказались французские либералы-оппоненты Наполеона, как те же Бенжамен Констан и мадам де Сталь. Пусть они с готовностью подписывались под всеми достижениями французской революции, но ненавидели императора французов за склонность к деспотизму и культурное высокомерие, проявляемые им в обращении с Европой. Опубликованный в 1807 г. и принятый публикой на ура роман мадам де Сталь «Коринна», излучал плохо замаскированную критику в отношении деяний французов в Италии, в то время как ее трактат о германской литературе, «De l’Allemagne», оказался столь откровенно нелицеприятным для Наполеона, что тот велел конфисковать первое издание.

Поведение его и проводимая им политика способствовали быстрой потере Наполеоном господства над сердцами и умами людей, каковое он с такой легкостью завоевывал в прежние годы, в то время как великий интернационал отчужденных по всей Европе собирался вместе исключительно из-за ненависти к императору французов. Даже Веллингтон начал уже рассматривать и позиционировать свою войну против Наполеона в Испании как часть некоего морального крестового похода {55}.

Ничего из вышеперечисленного пока не приносило ядовитых плодов, а положение Наполеона в Европе оставалось по-прежнему прочным. Он контролировал обширный imperium за счет уз верности помощников, начиная с коронованных братьев. Повсюду в Европе он насадил обязанную ему всем новую международную аристократию, представителям которой были пожалованы вотчины, оказавшиеся вакантными в результате медиатизации Священной Римской империи или приобретенные в ходе завоеваний. К 1812 г. в императорском альманахе значились четыре князя, тридцать герцогов, около четырех сотен графов и свыше тысячи баронов, не говоря уже о титулах, розданных Наполеоном членам собственной фамилии.

Кроме того, необходимо заметить, что император французов имел немало естественных союзников, связанных с ним взаимным интересом того или иного свойства. Фридрих-Вильгельм III и Харденберг боялись социального взрыва, грозившего произойти из-за национального возрождения, сильнее, чем ненавидели Наполеона. Другие в Германии и в Европе в целом опасались могучего натиска русской экспансии и опасались, как бы ослабление французского влияния не повлекло за собой установление русского господства. Такие люди не доверяли мотивам Александра {56}.

Между тем шпики Наполеона пристально присматривались к потенциальным диверсантам повсюду в Германии и отмечали факты поддержки, получаемой ими из России. К лету 1810 г. император французов с растущим раздражением наблюдал за ростом количества русских, прибывавших с визитами к европейским дворам и посещавших столицы в намерении настроить людей против Франции.

В Вене бывший посол граф Разумовский, salonière [16]княгиня Багратион и старый корсиканский враг Наполеона, Поццо ди Борго, носивший в то время русскую военную форму, создали настоящую пропагандистскую сеть. Другие обрабатывали умы в духе вражды к Наполеону на водных курортах Германии. Император французов попросил Александра отозвать всю эту камарилью обратно в Россию, но с весьма малым результатом.

В ноябре 1810 г. преемник Талейрана на посту министра иностранных дел, Жан-Батист де Шампаньи, сообщал Наполеону о «громадной революции», закипавшей в Германии и питаемой национальной ненавистью к Франции. Процесс набирал силу по мере роста напряженности между Францией и Россией и недовольства, порождаемого залезавшей в кошельки немцев Континентальной блокадой. Хотя обычно Наполеон смотрел на такие угрозы сквозь пальцы, теперь он начал относиться к происходящему серьезнее и даже заявил о намерении «искоренить германский национальный дух». Но единственный способ, которым он мог «выкорчевать» те дающие ростки семена крамолы, отобрать у них питательную почву, унавоживаемую из России {57}.