Лоуренс Рис - Нацисты - Предостережение истории

Всего важнее для расового переустройства Польши было передвижение и перемещение. Нацисты швыряли поляков с места не место, словно мешки на складе, покуда не оставались довольны итогом. Руководил этой обширной деятельностью Генрих Гиммлер. Важнейшей задачей было освободить на вновь объединенных территориях место для постоянно прибывающих в страну этнических немцев, которым, согласно секретному соглашению, подписанному с Советским Cоюзом, позволили выехать из стран Прибалтики и других держав, оккупированных Сталиным. Тем временем «неугодных» поляков (например, представителей интеллигенции и других людей, представляющих угрозу режиму) высылали на юг, в Генерал-губернаторство. Кроме того, всех местных жителей оценивали и классифицировали в зависимости от их расовой принадлежности как «второстепенное население» или «расово нежелательных». Евреев (которые, разумеется, оказались в числе «неугодных») собирали в районах гетто до новых распоряжений об их дальнейшей судьбе. При режиме, который и так уже был предрасположен к абсолютному хаосу в органах правления, это повсеместное «разупорядочение» польского населения привело к анархии в государстве.

Чтобы понять, как воздействовал безумный нацистский замысел на людей, мы искали ныне здравствующих представителей каждой «расовой категории» – от немцев, изначально живших в Вартегау, до евреев из польской Лодзи, от обездоленных поляков Познани до прибывавших туда из балтийских стран этнических немцев. Благодаря их показаниям удалось восстановить полную картину бесчеловечной политики.

Часть Польши входила в состав Германии до подписания Версальского договора, а потому ее населяло множество этнических немцев. Эта категория не представляла особой сложности в плане нацистской классификации – разумеется, их тут же причисляли к полноценным немцам, «сливкам» национальной иерархии. Карл Бликер-Кользат принадлежал к старинному немецкому роду, который испокон веков жил в Позене (Познани). Его дед и бабка владели шестьюстами гектаров земли и роскошным помещичьим домом. В конюшнях насчитывалось пятьдесят четыре лошади, а во всем имении служили двадцать восемь польских семей – в общей сложности почти триста человек. Бликеры гордились своим немецким происхождением и не сменили гражданство даже после того, как по Версальскому договору Позен стал частью Польши. Еще до вторжения германских войск на польские земли бабушка Карла Бликера, намеренно пренебрегавшая местным языком и выучившая из него лишь несколько слов, полагала, будто немцы – высшая раса по сравнению с поляками. «Она частенько говаривала, что в наших жилах течет немецкая кровь и мы находимся на высшей ступени эволюции. А это мужичье – просто полячишки, посему и языка их учить незачем, – вспоминает Карл Бликер. – Мы были богаты, и местным жителям напоминалось об этом всегда и недвусмысленно».

Для Бликеров новость о приближении немецких войск стала настоящим праздником: «Все взрослые очень хотели снова жить в Германии», – утверждает Карл Бликер. Ему самому тогда только исполнилось одиннадцать. Он помнит, как в деревню въехал на мотоцикле самый первый немецкий солдат, ознаменовав своим появлением их освобождение. «Я учтиво поздоровался с ним, – рассказывает он, – а тот посмотрел на меня и ответил: “Здравствуй, мальчик. Как ты хорошо по-немецки говоришь!». А я гордо улыбнулся: “Потому что я немец!”. Настал его черед удивляться – он ведь думал, что в Польше живут одни поляки. Я с любопытством разглядывал его мундир: еще бы – передо мной стоял настоящий немец! Меня в нем восхищало абсолютно все – его речь, его прекрасный мотоцикл, его поведение. Я был вне себя от счастья!» Но через несколько дней всеобщее ликование сменилось страхом. Как немцам по происхождению, Бликерам разрешили оставить себе имение – нацисты даже переименовали деревню в их честь, назвав ее «Бликердорф». Однако польских соседей, тоже владевших земельными наделами, ждала совсем другая судьба. «Их изначально велели угнать куда-то, – вспоминает Карл Бликер, – и поляки приходили к нам, на коленях умоляли вступиться, походатайствовать, чтобы им позволили остаться на родной земле. Но мы не взяли их под свою защиту – просто не хватило смелости. А потом поползли слухи о том, что кого-то из наших соседей лишили собственности, кого-то застрелили, взяв в заложники. Мы подумали тогда: “Силы небесные! Должно быть, эти люди в чем-то провинились, иначе германское правительство не стало бы отбирать у них имущества, расстреливать их как заложников”. Наверняка они были не без греха…»