14 марта 1939 года словаки объявили о своей независимости (текст для выступления президента новообразованной республики написал Риббентроп). В ту же ночь пожилой чешский президент Эмиль Гаха прибыл в Берлин на переговоры. Гитлер публично унизил его – вначале заставил всю делегацию несколько часов ожидать встречи, а затем приказал сопровождающим поводить чешских дипломатов по длинным коридорам новой канцелярии. В конце концов он принял чехов в час ночи и объявил, что уже через пять часов немецкие войска вторгнутся на территорию их государства. Гитлер наслаждался отчаянием президента Гахи. Когда последний попытался связаться по телефону с Прагой, Геринг принялся описывать ему, как немецкие самолеты примутся бомбить чешскую столицу. Манфред фон Шредер своими глазами видел, что произошло после этого: «Сердце Гахи не выдержало – у него случился приступ». Фон Шредер вызвал личного врача Гитлера, доктора Теодора Моррела, который сделал чешскому президенту укол. Дипломат пришел в себя, после чего, в четыре часа утра, подписал договор, согласно которому вверял чешский народ «заботе» Гитлера.
Манфред фон Шредер также присутствовал на празднике, устроенном в огромном кабинете фюрера в честь подчинения Чехословакии: «Мы пили шампанское, отмечали победу – Гитлер, как всегда, ограничился минеральной водой. Тогда он открылся мне с новой стороны. Я впервые увидел, как он ведет себя среди друзей, когда ему не нужно играть на публику. Он показался мне несколько чудаковатым». Фон Шредер показывает, как Гитлер постоянно ерошил себе волосы, то и дело теребил верхние пуговицы рубашки, разваливался в кресле, свешивая ноги через подлокотник. «В тот вечер он не умолкал ни на секунду – и в то же время диктовал секретарям текст своего обращения к чехам и словакам и письмо, адресованное Бенито Муссолини. Мне тогда казалось, что он ведет себя странно, как и все гении, но, разумеется, это было не так. Сегодня, когда я вспоминаю, как он нервно метался по кабинету, то отчетливо понимаю, что уже тогда он представал законченным безумцем».
Хотя Гитлер и получил легкую добычу в виде Чехословакии, все – и даже его преданные сторонники – понимали, чем им грозили события ночи 14 марта. «Это был безрассудный поступок, Гитлер уже тогда обрек себя на провал, – вспоминает Рейнхард Шпитци. – В подчинении Чехословакии не было никакой необходимости: все линии электропередач, железнодорожные пути и водопроводные трубы можно было с легкостью перекрыть и на территории, которая уже отошла рейху. После Мюнхенского соглашения чехи и так уже были у нас в руках, мы могли бы покорить все их земли и более мирным путем». Манфреду фон Шредеру действия Гитлера казались дипломатическим самоубийством: «С той ночи начался новый виток истории – именно тогда фюрер открыл всем свои империалистические, захватнические цели. Его совершенно не интересовало самоопределение германского народа».
Гитлер, разумеется, не видел в своих намерениях ничего дурного. Устранение любой потенциальной угрозы для своего государства, которую, несомненно, представляла Чехословакия благодаря своему географическому положению, имело исключительную важность – теперь германская армия могла продолжить продвижение на восток. И все же оставалось еще одно препятствие – у Германии по-прежнему не было общей границы с Россией. На пути дальнейшей экспансии стояла еще одна страна, которая извлекла выгоду из Версальского соглашения, – Польша.
Парадоксально, но для захвата Польши, в результате которого и разгорелась Вторая мировая война, у Гитлера имелись хотя бы какие-то разумные основания, чего не скажешь о притязаниях на Прагу и остальные чехословацкие земли. Гданьск – бывший немецкий город Данциг – согласно положениям Версальского договора стал вольным городом, а Польский, или иначе Данцигский, коридор отделил германский анклав Восточная Пруссия от основной территории Германии. Так что как раз в этом случае действительно можно было говорить о восстановлении справедливости.
Вначале Риббентроп обратился к полякам с требованием о возвращении Данцига и прилегающих территорий Польского коридора, на которых рейх планировал построить железную дорогу между Восточной Пруссией и Германией. Тут Гитлер и встретил сопротивление. 31 марта 1939 года англичане и французы гарантировали сохранность границ Польши. Получив поддержку мировой общественности, поляки твердо решили не идти на компромисс. 1939 год стал для Советского Союза переломным. Если бы Сталин пошел на союз с Великобританией, то, рискнув развязать конфликт мирового значения, Германия вынуждена была бы вести войну на два фронта. Однако попытки англичан договориться с Советским Союзом ни к чему не привели – как по идеологическим, так и по исключительно практическим причинам (Сталин провел чистку в рядах своих офицеров, и потому Красную Армию рассматривали как военную силу третьего сорта). Сталин не хотел начинать навязываемую ему всеми войну, которая не принесла бы ему лично никакой пользы. И тогда нацисты сделали то, что Манфред фон Шредер называет сегодня «смелым» и «гениальным» ходом, – заключили собственное соглашение с Советским Союзом, своим величайшим идейным врагом.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу