Грэм Робб - Открытие Франции. Увлекательное путешествие длиной 20 000 километров по сокровенным уголкам самой интересной страны мира

– Да без лошади мужу было бы трудно носить товар, а ослами в нашем краю пользуются мало.

Случись встреча на несколько недель раньше, женщина мало что добавила бы к этим словам. Но приказ составить список жалоб и слухи, которые доходят сюда из Парижа, произвели на женщину впечатление, и она говорит, будто недавно слышала, что «какие-то большие люди собираются что-то сделать для таких бедняков, как мы, но я не знаю ни кто, ни как. Но пусть Бог пошлет нам жизнь лучше нынешней, потому что десятины и налоги нас просто задавили».

Вечером того же дня в Марс-ла-Тур путешественник, занося свои впечатления в дневник, вспоминает ее лицо и пишет: «По ее лицу с первого взгляда видно, что она много и тяжело работает. Если смотреть на эту женщину с достаточно близкого расстояния, можно подумать, что ей 60 или даже 70 лет: так она согнута, так огрубела кожа ее лица и столько на нем морщин от труда. Но она сказала, что ей всего 28 лет».

Эту запись в дневнике он сделал 12 июля 1789 года. Через два дня в Париже толпа народа взяла штурмом Бастилию и разрушила ее. Через несколько дней об этом стало известно в Аргонах, и смотритель станции или кучер объяснил местным крестьянам, что такое Бастилия и что означает ее взятие. Иностранный господин, Артур Янг слышит эту новость 20 июля, когда подъезжает к гостинице в Страсбурге: «Полное свержение прежнего правительства!» «В наш просвещенный век мир увидит великое зрелище: представители 25 миллионов людей станут обсуждать устройство нового порядка и мастерской свободы, самых лучших из тех, которые до сих пор предлагала Европа».

Из Парижа, где начало заседать новое Национальное собрание, «большие люди» разослали листовки, а потом слухи превратились в реку новостей. Больше не надо было ждать почтовый дилижанс из Парижа: люди кричали друг другу новости с поля на поле, как делали до того, как была проложена дорога. Однажды в 10 милях к северу от этих мест арестовали и отвезли обратно в Париж короля и королеву. Хотя городские ворота были закрыты, люди, жившие по другую сторону Вердена, услышали эту невероятную новость еще до заката. Вдоль дороги, которая идет через Домбаль, мужчины и женщины стояли на порогах своих домов, рассматривая прохожих, сравнивая их лица с теми, которые видели в альманахах, и приглядываясь к небу: нет ли на нем знаков.

Когда стали продавать огромные поместья, принадлежавшие владельцам замков и монастырей, муж нашей женщины приобрел еще один клочок земли. Теперь ее земляков нужно называть «граждане», но эти «граждане» по-прежнему «задавлены десятинами и налогами». За поле, которое они раньше могли бы взять в аренду у сеньора или у аббатства, они теперь должны платить налоги, а, как говорит народ, «деньги стоят дорого». Некоторые их соседи, сделавшись землевладельцами, стали беднее, чем в то время, когда были батраками.

Прошло двадцать лет. Муж женщины умер, и ее жизнь кажется ей очень долгой. Через Аргоны прошли армии Наполеона, а за ними – пруссаки, австрийцы и голодные казаки. Теперь у нее меньше детей, чтобы возделывать землю: некоторые из них погибли в боях, другие ушли работать на запад, на бумагопрядильные фабрики. Люди на рынке иногда говорят о переменах; обычно это значит, что большие люди в Париже опять дерутся друг с другом. Но сеньор вернулся в свой замок, а мэр, который владеет самым большим в этом краю виноградником, основал новый знатный род. Часть общих земель огорожена, и ограничено количество дров и сухих листьев, которые можно приносить из леса.

Поля изменились больше, чем люди. Теперь на них растут картофель (которого здесь не знали, когда она была ребенком), артишоки для скота, свекла, рапс, несколько виноградных лоз, чтобы в семье были деньги, и клевер, благодаря которому можно втаскивать меньше ведер с навозом на длинный холм. У ее детей будут дорогие вещи. Ее сын играет на бильярде в кафе Домбаля и курит трубку, а ее дочь носит платье с кринолином и весь день сидит в доме.

Однажды в старости наша женщина сидит перед своим домом и внимательно смотрит на человека, надевшего себе на голову большой черный колпак. Возможно, это один из первых этнологов, которые исследовали и описывали города и деревни Аргон, или фотограф из Парижа, искавший «типичных» крестьян. В объективе аппарата появляется лицо красноречивое, как пейзаж. Морщины этого лица останутся жить и после разложения белка.

Когда женщина умирает, соломенную подстилку, на которой она лежала, сжигают. Ее заворачивают в простыню и кладут в гроб из грубых досок, которые только для гроба и годны. По причине, которую никто не может вспомнить, ей кладут в ладонь монету и сжимают пальцы. Женщину хоронят на церковном дворе. В этот двор ее соседи будут приходить в День Всех Святых, чтобы отметить праздник и помолиться за умерших.