Грэм Робб - Открытие Франции. Увлекательное путешествие длиной 20 000 километров по сокровенным уголкам самой интересной страны мира

В провинциях политика тогда еще не была «бессердечной наукой» идеологов и карьеристов. Право голоса рассматривалось как право нанести удар давнему врагу – чужакам, которые лезут не в свои дела, семьям, разбогатевшим во время революции, жителям соседней деревни, каго и евреям, а иногда даже нечистой силе. В департаменте Коррез одного врача считали добрым волшебником. Крестьяне отрезали щепки от его кареты и от скамей в его приемной и использовали их как талисманы. Местные жители верили, что его сын унаследовал от отца дар целителя, и потому сын, разумеется, был выбран в местный Генеральный совет (орган самоуправления департамента). Для избирателей политические партии не всегда то, чем они кажутся, когда читаешь историю Франции. В Ниме , например, католики были верны одним политикам, протестанты другим, и в некоторых случаях эту традицию верности можно было проследить до времен Реформации. На западе Франции давнее деление жителей на «синих» республиканцев и «белых» роялистов сохранялось еще долго после начала XIX века.

Несмотря на признаки возрождения родины, вернувшийся местный уроженец вряд ли останется жить здесь. Несколько его земляков работают на станции, движением на переезде , где шоссе пересекает железную дорогу, управляет местная женщина, другая местная женщина заведует почтовым отделением . Но молодежь уходит в города, где можно найти работу получше и улицы по ночам освещены. По всей Франции население малых городов и деревень уменьшалось; оно стало снова увеличиваться только в 1960-х годах. В конце XIX века уже два из каждых десяти граждан Франции не жили в своих родных департаментах. И даже те, кто остался в родном краю, начали чувствовать себя иностранцами на собственной родине.

По этой стране мчалась в поездах целая армия путешественников-буржуа. Их часы были установлены по часам железнодорожной станции. С точки зрения этих людей, жители провинциальной Франции были осколками прошлого, а не гражданами нового мира.

Подавляющее большинство этого слоя общества составляли парижане, и его культура была по преимуществу парижской, даже у тех буржуа, кто был родом не из Парижа. Многое из того, что стало считаться французским, первоначально было характерно для Парижа или было подражанием чему-то парижскому. Простой анализ списка мест рождения и смерти 520 художников, архитекторов, писателей и композиторов, живших с конца XVII века по начало ХХ, показывает, что эти создатели «французской» культуры, как правило, не только работали в Париже и проводили там большую часть своей жизни (а в конце ее часто удалялись на отдых в те места, куда жители столицы ездили отдыхать, – на побережье Нормандии или на Лазурный Берег), но и чаще всего были парижанами по рождению (больше трети из них родились в Париже) [61]. Те, кто приехал из провинций, оставили там лишь свои серые тени в виде статуй, установленных местными советами.

Во многих провинциальных городах развернулась книгоиздательская деятельность (в библиографию этой книги входят сочинения, опубликованные в семидесяти шести городах Франции). Однако очень мало выдающихся писателей публиковали что-либо за пределами столицы. В карьере любого человека важнейшим шагом было стать парижанином или приобрести связи в Париже. Это чувствовал даже поэт Артюр Рембо, называвший себя «крестьянином»: он приехал в Париж сразу после своего семнадцатого дня рождения и упорно избавлялся от северного акцента. Эмиль Золя уехал из города Экс-ан-Прованс в 18 лет и сбросил с себя кожу провинциала, как только ступил ногой на парижскую мостовую. В своих первых письмах к другу детства Полю Сезанну он уже парижанин: снисходительно смотрит сверху вниз на « страну буайеса и айоли» (соус, похожий на майонез), разрекламированный почтовыми открытками край «сосен, которые колышутся на морском ветру» и «выжженных солнцем ущелий». С высоты Парижа Экс-ан-Прованс выглядел «маленьким, однообразным и жалким».

В оживленных городах, таких как Анжер, Нант, Нанси, Страсбург, Дижон, Лион, Тулуза, Монпелье и Марсель, у горожан росла гражданская гордость и одновременно возникало ощущение собственной неполноценности. Возможно, поэтому очень многие сочинения провинциальных литераторов были посвящены утверждению высокой ценности провинций, что подрывало авторитет Парижа.

Вследствие политики правительства лучшие картины и памятники материальной культуры прошлого попадали в Лувр, а в провинциальных музеях оставались портреты выдающихся местных жителей и изъеденные жучком шкафы с образцами местных искусств и ремесел. Наполеон обобрал Италию по праву завоевателя; его преемники грабили провинции своей страны. Провинциальная литература была представлена в столице сборниками фольклора , в которых народные песни и легенды были приведены в опрятный вид и приукрашены для парижского рынка писателями, забывшими, как выглядит жизнь за внешними бульварами столицы. Поэт-бреонец Огюст Бризё, возвращаясь из Парижа в «страну гранита и дубов», которую покинул еще в детстве, купил специальный «фольклорный костюм» , чтобы приспособиться к образу жизни своих земляков. Жорж Санд помогала деньгами нескольким молодым поэтам из провинций, но, чтобы они выглядели провинциальными, должна была очистить их стихи от напыщенности, причудливых образов и в одном случае изменить написание правильно написанного слова. Провинции (кстати, в 1880 году они занимали 99,9 процента территории страны и жило в них 94 процента ее населения) [62]стали отождествляться с «домашними» добродетелями: простотой, скромностью и естественностью, в то время как в литературе выше всего ценились сложность, высокомерие и сознательная искусственность.