Грэм Робб - Открытие Франции. Увлекательное путешествие длиной 20 000 километров по сокровенным уголкам самой интересной страны мира

Каналы, считавшиеся раньше магистральными путями, по которым цивилизация дойдет до отдаленных уголков страны, стали ассоциироваться с медлительностью и задержками. Приключения «Пьяного корабля» из стихотворения Рембо («Le Bateau ivre», 1871) начинаются лишь после того, как люди, тянувшие его на канатах, были убиты и он выплыл из «бесстрастных рек» в открытое море. Многие истории об этом героическом времени строительства каналов и укрощения рек никогда не будут рассказаны. Даже путешествие первопроходца этой эпохи, барона Буаселя де Монвиля, осталось почти неизвестным, хотя он был первым в истории человеком, который спустился по Роне от швейцарской границы до места, где эта река снова становится полностью судоходной. Он хотел показать, что Рона может быть крупным торговым путем, связывающим с Савойей и Швейцарией. Осенью 1794 года, в дни Террора, барон, одевшись как крестьянин, прошел через пороги Роны на обитой железом лодке с трусливой командой, которая спрыгнула в воду до того, как лодка достигла места под названием Перт-де-Рон («Потеря Роны»), где река утекала в пролом и исчезала в подземной пещере. Река разбила лодку и вынесла ее на поверхность 350 футов ниже по течению. Через две недели барон построил лодку заново и доплыл на ней до поселка Сюржу.

Этот впечатляющий, но оказавшийся в конечном счете бесполезным [43]подвиг был характерным для того времени, когда люди при любой возможности во время дальних путешествий передвигались по воде и рассчитывали на интересные приключения в пути. Турист, решивший проехать по Франции, обычно проделывал половину своего пути по рекам и каналам. Сначала он доезжал в дилижансе из Парижа до Шалона-на-Соне, оттуда плыл на пассажирском судне до Лиона, после этого вниз по Роне до Авиньона, затем снова по суше доезжал почтовой дорогой до Монпелье и Безье, оттуда на ходившей по каналам барже до Тулузы, затем на речном судне до Бордо, из этого города другим судном до города Блэ на Жиронде. Оттуда в дилижансе или частной карете турист доезжал через Сент и Ла-Рошель до Нанта. Из этого города он на паруснике или пароходе плыл вверх по Луаре до Тура, Блуа и Орлеана. После этого турист мог вернуться в Париж по дороге или плыть по системе каналов и попасть на Сену у Монтеро. Из Ножана-на-Сене ежедневно ходило пассажирское судно до Парижа, которое шло до столицы один день и одну ночь. Именно на одном из судов этого маршрута впервые приехал в Париж пятнадцатилетний Наполеон, и на одном из них уезжает из Парижа Фредерик Моро в начале романа Флобера «Воспитание чувств» . По сравнению с тряской дорогой, забитой на окраинах Парижа трущобами и нищими, река, которая величаво текла в сторону башен Нотр-Дама, была королевским проспектом.

Река была хороша не только этим: путь по ней был дешевле и удобнее. Дилижансы – их иногда оптимистически называли «велосиферы» (от латинских слов, означающих «быстро нести») – были громоздкими и, словно гигантские жуки, состояли из трех частей. Передняя часть, которая называлась купе, была защищена толстыми шторами из зловонной жирной кожи, внутри ее стенки были плотно обиты кармашками и сетками для коробок с шляпами и всевозможного багажа. Империал – верхняя часть дилижанса, расположенная над купе, была открыта дождю и ветру, но пассажиры хотя бы могли быть уверены, что форейтор, высоко сидевший на ближайшей лошади в великанских сапогах из дерева и железа, которые были ему выше колен, не уснул. (Именно от этих сапог произошло выражение «семимильные сапоги» из сказки.)

7 лиг были когда-то обычным расстоянием между двумя соседними почтовыми станциями. Вещи можно было повесить на кожаные ремни, прибитые гвоздями к деревянным брускам. Даже для богатых путешественников, у которых были непромокаемые надувные подушки и грелки для ног из овечьей шерсти, дилижанс был тяжелым испытанием. Американский писатель Баярд Тейлор описал ужасы поездки в дилижансе по маршруту Оксер – Париж в своей книге (1846) Views A-Foot, or Europe Seen with Knapsack and Staff («Зарисовки на ходу, или Европа, увиденная с рюкзаком и посохом»).

« Я не захотел бы снова ехать в нем, даже если бы мне заплатили за поездку. Двенадцать человек были втиснуты внутрь кузова, где не уместилась бы даже корова. Ни один краснодеревщик никогда не прижимал одну половину угла бюро к другой так крепко, как мы сжимали свои колени и мягкие места. Судьба благословила меня большим ростом, а только высокие люди могут понять, какое это несчастье – неподвижно сидеть много часов подряд, когда твои суставы зажаты в тиски. Духота из-за того, что пассажиры, боясь простуды, не разрешали открывать окна, в сочетании с бессонницей вызывала у меня такую дремоту, что голова моя постоянно падала на мою соседку, и эта тяжеловесная деревенская дама с негодованием отбрасывала ее от себя…