Франсуа Керсоди - Герман Геринг - Второй человек Третьего рейха

Разумеется, Геринг организовывал также шикарные праздники в столице по случаю своего дня рождения, давал балы в честь авиации, по поводу годовщин Нюрнбергского съезда и Олимпийских игр 1936 года. Посол Франции так описал закрытие Олимпиады: «Геринг устроил в саду своего министерства [188]целую миниатюрную деревню XVIII века с таверной, почтой, булочной и лавками ремесленников. Сам он без конца вертелся на манеже с деревянными лошадьми. В Берлинской опере, полностью задрапированной новым кремовым шелком, он организовал шикарный ужин, после которого состоялся бал. Сцену и зал соединил помост. Армия лакеев в красных ливреях и в напудренных париках, держа фонари на длинных шестах, освещала проходы между столами, за которыми сидело множество мужчин в военной форме, во фраках с галунами и женщин в вечерних туалетах. Там была вся нацистская верхушка, сиявшая, улыбчивая и суетливая». И часто очень завистливая… Но всем руководителям партии, которые с горечью жаловались Гитлеру на это роскошество при режиме, проповедовавшем пролетарские ценности [189], фюрер бесстрастно отвечал: «Отставьте Геринга в покое. Только он один может так нас представлять!»

Действительно. Прежде всего Герман Геринг желал угодить своему фюреру, и ради этого он готов был идти на любые жертвы. По сути, всякие детали и многочисленные обязанности мало его заботили: главным был результат, который он мог бы записать на свой личный счет и который позволил бы ему поддержать свой престиж в глазах Гитлера. В конце концов, разве не ему он был обязан своим головокружительным взлетом? Посол Франсуа-Понсэ в 1936 году уловил эту зависимость и заключил: «Геринг телом и душой предан Гитлеру. Он считает себя его верным паладином . Он не предаст его ни за что на свете». И потом, подражание является не только самой искренней формой лести, но и самой очевидной формой преданности. Будь то архитектура, чтение [190], ораторские приемы или методы работы, Геринг всегда подражал своему господину, которого считал непогрешимым и чьи желания всегда были для него законом. «Говорю же вам, два плюс два будет пять, если так хочет фюрер!» – заявлял он. Ведь фюрер сделал его великим человеком, да еще официально назначил своим преемником!

На самом деле Геринга больше интересовала не власть как таковая, а то, что благодаря власти открывались широкие перспективы для поднятия собственного престижа, и то, что она обеспечивала почести. Поэтому он упорно продолжал коллекционировать звания, награды и мундиры: получив четвертую звезду генерала авиации, он стал стремиться к получению звания маршала авиации; опасаясь нехватки мундиров, он постоянно изобретал новые, и Эрнст Ганфштенгль вспоминал, как Геринг «расхаживал по Берлину в эполетах размером с фруктовый торт. Он коллекционировал награды так, как некоторые люди собирают почтовые марки». Действительно, неуемная тяга к наградам Германа Геринга стала притчей во языцех среди руководителей стран всего континента, которые награждали его намного охотнее, чем фюрер… Премьер-министр Пруссии с целью получения престижных медалей Болгарии или Италии прибегал прямо-таки к детским ухищрением, и это озадачивало всех. А в мае 1937 года Геринг вознамерился поехать в Великобританию на церемонию коронации короля Георга VI: он рассчитывал получить по этому случаю высокую британскую награду [191]. «Он слишком любит безделушки, чтобы быть очень плохим человеком», – опрометчиво написал о нем французский посол Кулондр…

И конечно же честолюбие Геринга не ограничивалось собиранием званий, медалей и мундиров. Ему требовалось также собрать как можно больше богатств, и мы уже знаем, что его многочисленные должности предоставляли ему неограниченные возможности для обогащения. И он пользовался своим статусом без зазрения совести. Со временем собирание «подарков», «комиссионных» и других «благодарностей» стало системой и приобрело чуть ли не промышленные масштабы. Посольства, предприятия, муниципалитеты и региональные органы НСДАП заранее осведомлялись о «поощрениях», которые хотел бы получить от них «верный паладин» фюрера. Речь могла идти о столовых сервизах из фарфора, серебра или золота, о драгоценных камнях любого размера. О любых музейных экспонатах, о классических скульптурах, о средневековых коврах и гобеленах, а главное, о картинах немецких и голландских мастеров XV и XVI веков, которые все накапливались в имении Каринхалл и в берлинском дворце Геринга. То, чего ему недоставало, он конфисковывал в музеях: так было с картинами, которые он забрал из Музея кайзера Фридриха, пригрозив директору, что если тот не отошлет завтра же в Каринхалл указанные полотна, то музей лишится вдвое большего количества картин…