Франсуа Керсоди - Герман Геринг - Второй человек Третьего рейха

Карта 12

Действия люфтваффе в Средиземноморье, весна 1941 г.

Как и всегда, Гитлер явно недооценивал противника: советские войска, объяснял он своим военачальникам, превосходят вермахт численностью – 155 дивизий против 121 немецкой, – но при этом значительно уступают в боеспособности. А русские танки и самолеты не идут ни в какое сравнение с немецкими… [394]Следовательно, кампания продлится не более трех-четырех месяцев. Фюрер настолько уверился в этом, что упомянул о возможности проведения осенью 1941 года «широкомасштабной наступательной операции в Северной Африке». А также заявил о «наступлении через Турцию и Сирию» [395]. Он был так в этом уверен, что отругал главнокомандующего сухопутными силами фон Браухича, который предложил подготовить теплую одежду для войск, которые будут воевать в России. Зачем это нужно? Ведь очевидно, что кампания завершится до наступления зимы…

На первый взгляд ничто не говорило о том, что Геринг придерживался иного мнения. Перед большинством своих подчиненных он излучал уверенность и в точности повторял слова фюрера о слабости советских войск. Второго мая в парижском штабе люфтваффе он говорил о будущей авиационной войне против Англии, но по окончании совещания отвел Мёльдерса и Галланда в сторону и сказал им: «Все, что я сейчас сказал, – неправда!» После чего посвятил их в тайну, а затем с воодушевлением произнес: «На Востоке люфтваффе снова покроют себя славой. Конечно, авиация русских сильнее численно, но их летчики и их техника намного хуже наших. Если сбить командира эскадрильи, то остальные неграмотные пилоты не смогут даже найти путь назад. Их можно будет подстреливать, как голубей в лесном тире. […] За два месяца, максимум за три, русский колосс будет повержен».

Что бы Геринг ни говорил, нет уверенности в том, что он сам в это верил. Дело в том, что поведение его продолжало оставаться умеренно шизофреническим: это отметил генерал Йозеф Каммхубер, командир базировавшейся в Голландии 1-й дивизии ночных истребителей. Когда его вызвали в замок Фельденштейн спустя несколько дней после совещания в Париже, Каммхубер с удивлением констатировал, что рейхсмаршал сильно изменился за прошедшие дни. «Его лицо налилось кровью, – вспоминал генерал, – вокруг глаз образовались синие круги, он выглядел усталым». Геринг еще и тяжело дышал, но к концу ужина почувствовал себя лучше, провел Каммхубера в свой кабинет, где на стене висела огромная карта Европы. «Взглянув на нее с хмурым видом, – рассказывал генерал, – он сказал: “Каммхубер, я вызвал вас сюда, чтобы по секрету сказать, что мое выступление в Париже было всего-навсего блефом. Война против Англии отходит на второй план”. Так он выразился. Потом резким движением пухлой ладони указал на восток Европы со словами: “Фюрер считает, что пришло время напасть на Россию. Для этого уже приняты все необходимые меры. При подготовке к наступлению туда будут переброшены необходимые силы. Тут-то вы и понадобитесь. Я хочу, чтобы вы немедленно начали выводить из Голландии достаточное число ночных истребителей, чтобы удовлетворить наши потребности на русском фронте и чтобы защитить восток Германии от любых ответных ударов со стороны русских. Сколько самолетов вы можете выделить для защиты Восточной Германии от русских?”». Удивленный Каммхубер машинально ответил: «Но, господин рейхсмаршал, ночных истребителей в Голландии и без того недостаточно, чтобы мы могли выполнять свои задачи. Королевские ВВС нападают все чаще, и у нас не хватает самолетов, чтобы им противостоять. Нам самим нужны еще самолеты. Мы никак не можем отправить машины на русский фронт». Тут Геринг повернулся и сказал с досадой: «Я не хотел войны с Россией, я единственный был против. Это ошибочное решение – с экономической, политической и военной точек зрения. Но эта война нужна Риббентропу, она нужна Геббельсу, и они убедили фюрера в том, что она нужна и ему [396]. Я на части разрывался, пытаясь их от этого отговорить, но они ничего не пожелали слушать. Теперь я умываю руки в этом деле – во всем, что касается этой войны! Сделайте что сможете. Отдайте половину ваших ночных истребителей. Меня все это больше не волнует! Я иду спать!» И Геринг ушел, оставив озадаченного Каммхубера в одиночестве.

Дело было в том, что в то время рейхсмаршал получил довольно неприятные известия: полковник Ашенбреннер, военно-воздушный атташе в Москве, очень высоко оценил навыки советских летчиков. Потом с отчетом вернулась из СССР техническая миссия люфтваффе, где она посетила аэродромы, испытательные центры и авиационные заводы [397]. Руководитель миссии полковник Дитрих Швенке даже сказал начальнику Генерального штаба люфтваффе Ешоннеку, что «авиамоторный завод в Куйбышеве намного крупнее, чем шесть самых главных заводов рейха». И что «Гитлера ждут беды похуже тех, что испытал Наполеон, поскольку его слишком сложная военная машина не приспособлена к русским условиям». Голосом Швенке говорил самый настоящий здравый смысл, но Ешоннек, зная, как властители не любили получать плохие новости, решил не давать ход этому докладу и сделал так, что Швенке не увиделся с Герингом! Однако рейхсмаршал получил 6 мая подробный отчет полковника Водага из разведывательной службы люфтваффе, составленный на основе прослушивания и расшифровки переговоров русских. Его специалисты пришли к заключению, что самолетный парк СССР насчитывает 14 000 машин. Геринг, по-прежнему раздираемый демонами противоречий, вызвал полковника к себе, отчитал его, разорвал его рапорт на две части и закричал: «Возьмите это, господин полковник! Только что советская авиация сократилась вдвое: теперь у русских 7000 самолетов!»