Франсуа Керсоди - Герман Геринг - Второй человек Третьего рейха

Так действительно могло показаться, и именно поэтому Герман Геринг в начале 1939 года продолжал оставаться в немилости: Риббентроп активно интриговал, чтобы пресекать на корню любые его инициативы в области внешней политики, а Мюнхен все еще был слишком свеж в памяти Гитлера, который заявил, что в следующий раз он будет действовать настолько быстро, что у его старух не найдется времени на возражения. Эмма Геринг также была призвана к порядку рейхсканцелярией, потребовавшей от нее прекратить вмешиваться в судьбы ее арестованных подруг-евреек. Одно лишь неудовольствие Гитлера могло довести рабски угодливого Геринга до недомогания, хотя на его состояние влияли и многие другие факторы: разумеется, избыточный вес; возможно, расстройство обмена веществ; несомненно, повышенное кровяное давление, а также постоянно нывшая старая рана, долгие бессонные ночи. Да и просто усталость от работы: он разрывался между Министерством авиации, комиссариатом по выполнению четырехлетнего плана, Министерством водных и лесных ресурсов, новым Центральным имперским управлением по вопросам еврейской эмиграции [247], имперским Советом по обороне рейха [248], образованным по указанию Гитлера. Он был занят созданием зоны противовоздушной обороны в Рейнской области для прикрытия «западного вала», предпринимал суетливые шаги в дипломатической области [249], отчаянно боролся за влияние с командованием военно-морскими и сухопутными силами, плел достойные Макиавелли интриги для укрепления своего положения в нацистской иерархии. Он выезжал на охоту в страны Центральной Европы и повсюду приобретал произведения искусства. Словом, Герман Геринг уже не знал, за что хвататься. «В течение нескольких недель кряду у него не было времени заниматься авиацией», – написал один генерал люфтваффе.

В Министерстве экономики и в комиссариате по выполнению четырехлетнего плана он тоже появлялся эпизодически, и чиновники, приносившие бумаги на подпись к нему домой, часто заставали его лежащим в кровати. Наконец врачи порекомендовали ему взять длительный отпуск, и Геринг согласился: 3 марта 1938 года он вместе с Эммой и со свитой друзей, адъютантов и секретарей сел в специальный поезд, отправлявшийся в Сан-Ремо. «Только представьте, – сказал он за два дня до отъезда новому французскому послу Кулондру, – месяц отдыха, целый месяц полной свободы от необходимости работать. Я впервые в жизни смогу жить только для себя и для моих близких под прекрасным солнцем Италии».

Морской воздух и отдых на берегу Итальянской Ривьеры действительно весьма благотворно повлияли на здоровье Германа Геринга. Риббентроп ревниво следил за тем, чтобы он не контактировал с немецким дипломатическим представительством, но его лечение отдыхом все-таки было прервано спустя неделю: к нему прибыл полковник Йозеф (Беппо) Шмидт, доставивший запечатанный пакет из рейхсканцелярии. Гитлер сообщил Герингу, что отдал распоряжение армии и авиации приготовиться к захвату Чехословакии в связи с тем, что «Чехословакия как государство начинает распадаться». Следует признать, что середина марта всегда была удачным временем для масштабных начинаний Гитлера… Но Геринг удивился: его, второе лицо рейха, информировали о столь важном решении всего лишь за несколько дней до его принятия? Больше того, его даже попросили оставаться в Италии, «чтобы не вызывать подозрений»? Все это имело прямое отношение к его престижу, и Геринг не смог удержаться: в ответном послании фюреру он высказал свои сокровенные мысли. «Я написал ему, – рассказывал он, – во-первых, что захват Чехословакии в ближайшее время нанесет очень серьезный удар по престижу британского премьера Чемберлена, и он от этого не сможет оправиться. В этом случае его, вероятно, сменит г-н Черчилль, а фюреру было известно отношение Черчилля к Германии. Во-вторых, этого никто не поймет, поскольку совсем недавно были заложены основы для всеобщего примирения. В-третьих, я надеялся успокоить его, отметив, что угрозу, которую он надеялся ликвидировать путем оккупации Чехословакии [250], можно упразднить менее радикальными способами, не вызывая волнений в Чехословакии и в других странах. Я не сомневался в том, что после потери Судетской области и присоединения Австрии к Германии экономическое подчинение Чехословакии – лишь вопрос времени. […] В этом случае суверенная Чехословакия стала бы так тесно привязанной к Германии и настолько зависимой от немецких интересов, что перестала бы представлять собой какую бы то ни было угрозу». В принципе, это были убедительные аргументы, но Гитлер к ним не прислушался: он укрепился в собственном мнении, и оно было непоколебимо. «Когда наступало время принятия решений, – позже сказал Геринг британскому послу Гендерсону, – ни один из нас не ценился дороже щебня, на котором мы стояли. Один фюрер, и только он, принимает решения».