Марио Ливио - От Дарвина до Эйнштейна. Величайшие ошибки гениальных ученых, которые изменили наше понимание жизни и вселенной

Категорический отказ признать неверность теории стационарной Вселенной подпитывали у Хойла и его оригинальные, мягко говоря, соображения о происхождении жизни. Вот как о них говорил сам Хойл.

«По-моему, приемлемая философская точка зрения на эволюцию под углом космологии предполагает рассмотрение вопросов, стоящих над астрономией, и именно к этому быстро приходит всякий, кто пытается понять происхождение биологического порядка. Столкнувшись с проблемами сверхастрономического порядка сложности, биологи находят прибежище в волшебных сказках. Это ясно видно и по тому, как они исследуют порядок аминокислот в любом из сотен энзимов [по оценкам Хойла, вероятность случайного формирования 2000 энзимов из аминокислот составляла примерно один шанс на 10 40,000 ] … Чтобы у нас была хоть какая-то надежда решить задачу биологического происхождения жизни рациональным образом, нужна Вселенная, живописное полотно которой не имеет границ (выделено мной. – М. Л.), Вселенная, где энтропия на единицу массы [мера беспорядка] не возрастает неумолимо, как происходит в космологиях Большого взрыва. Она должна предоставить именно такое бесконечное полотно, какое предполагает теория стационарной Вселенной, по крайней мере, я так думаю.»

Иными словами, Хойл полагал, что эволюционирующая Вселенная и связанный с ее эволюцией рост беспорядка не обеспечивает необходимых условий для явлений такого высокого порядка, как биология. Кроме того, он считал, что возраст Вселенной согласно постоянной Хаббла недостаточен для того, чтобы успели сформироваться сложные молекулы. Должен отметить, что биологи-эволюционисты, придерживающиеся общепринятых научных взглядов, решительно отвергают этот довод. В сущности, Хойл пытался оживить «метафору часовщика», которая характерна для всех сторонников разумного творения, а для этого сравнил случайное зарождение живой клетки с вероятностью того, что «смерч, пронесшийся над автомобильной свалкой, соберет из нашедшихся там деталей «Боинг-747»». Биолог Ричард Докинз [376]] назвал эту линию доказательств «Ошибкой Хойла» и подчеркивал, что биология не требует, чтобы сложные органические структуры создавались одномоментно. Организмы, способные к самовоспроизведению, могут наращивать сложность путем последовательных изменений, в то время как неодушевленные предметы не могут передавать модификации наследственным путем.

Чтобы двинуться несколько дальше частичных объяснений ляпсуса Хойла, особенно когда речь идет о том, что он упорно отрицал свои ошибки, нам нужно разобраться, что же такое отрицание как психологическая концепция. Отрицание обычно не вызывает сочувствия, особенно в научных кругах [377]. Понятно, что ученые считают, что отрицание противоречит духу науки, ведь устаревшие теории должны уступать место новым, когда того требуют результаты экспериментов. Однако исследования ведут простые смертные, такие же люди, как мы с вами, а еще сам Фрейд постулировал, что отрицание – это защитный механизм, который люди выработали, чтобы уберечь себя от травм или от событий внешней реальности, которые угрожают цельности их личности. Например, все мы знаем, что отрицание – первая стадия переживания горя (всего их различают пять). Не так широко, вероятно, известен тот факт, что переживание своей крупной ошибки – это тоже психологическая травма. Доказательство тому – обширный опыт судебной системы. Известно огромное количество случаев, когда и жертвы жестоких преступлений, и обвинители ни за что не желали верить, что тот, кого признали виновным, на самом деле невиновен, даже после анализов ДНК или появления новых свидетельских показаний, которые раз и навсегда снимают всякие обвинения. Отрицание предлагает смятенному сознанию способ избежать того, чтобы заново переживать чувства, которые, как оно полагало, благополучно пережиты и возвращаться к ним уже не надо. Конечно, ошибиться в научной теории – это совсем не то, что обвинить невиновного, однако и это тоже травма, и мы можем предположить, что в таком смысле и отрицание также могло сыграть свою роль в ляпсусе Хойла.

Я несколько раз подчеркивал, что сама идея стационарной Вселенной на тот момент, когда ее сформулировали, была блистательна. Вообще говоря, стационарная Вселенная, предполагающая постоянное создание материи, обладает множеством общих черт с модной сейчас инфляционной моделью Вселенной , согласно которой космос в возрасте доли секунды пережил рывок роста со скоростью выше скорости света. В некотором смысле стационарная Вселенная – это Вселенная, в которой инфляция происходит непрерывно. Впервые об инфляционной модели заговорил физик Алан Гут [378]в 1981 году: помимо всего прочего, она объясняла однородность и изотропию Вселенной. В статье, написанной совместно с Нарликаром в 1963 году, Хойл не без злорадства показал, что «поле рождения», существование которого они предположили, «ведет себя таким образом, чтобы сгладить первоначальную анизоторопию или неоднородность» и что «похоже, что наблюдаемую сейчас регулярность Вселенная приобрела независимо от первоначальных граничных условий». Именно эти качества сейчас приписывают инфляции [379]. Кроме того, блистательный ум Хойла проявился и в том, что он принадлежал к крошечной исследовательской группе, которая изучала две взаимоисключающие теории параллельно. Несмотря на то что Хойл всю жизнь сражался с теорией Большого взрыва, он получил важные результаты в области нуклеосинтеза при Большом взрыве [380][377], в частности, в том, что касается преобладания в космосе гелия и синтеза элементов при сверхвысоких температурах.