Йоахим Радкау - Природа и власть. Всемирная история окружающей среды

Биография Витфогеля воистину безумна: теорию о «гидравлическом обществе» он выдвинул, как коммунист-фантастик, видя за ней будущее коммунистической традиции. Однако после того, как во времена нацистов Витфогель чуть не погиб на мелиоративных работах в концлагере Эстервеген, он переписал ее заново, теперь видя в ней источник тоталитарного государства, и был осужден либералами как маккартист. Но именно эта двойственность мышления обладает особым обаянием для непредвзятой экологической истории. Очевидно, что в России гидростроительные проекты могут быть обширной темой для новых исследований не только истории экономики и техники, но и окружающей среды. Мой коллега Штефан Мерль, эксперт по эпохе Хрущева, вместе с которым мы неоднократно читали в России доклады, считал, что экологическое фиаско гидравлических проектов в Центральной Азии было главной причиной провала его политики. Несчастьем Хрущева Мерль считает то, что генсек (в отличие от Сталина) воображал, что разбирается в сельском хозяйстве.

4. Применительно к гидравлике общие суждения, что такое «хорошо» и что такое «плохо», также обычно имеют мало смысла; скорее, нужно пристально вглядываться в конкретные случаи и принимать во внимание региональные особенности. Если отказаться от применения ядерной энергии, то гидроэлектростанции в принципе нельзя подвергать обструкции. Потребности орошения и защита против наводнений также вполне легитимны. И тем не менее именно гидростроительство во многих частях мира служит источником классических примеров нежелательных последствий деятельности человека. Здесь экологическому историку нередко понадобится понимание исторической иронии: то, что, с одной стороны, предстает мерой в защиту окружающей среды, оказывается с другой – ее разрушением. Проект Давыдова – переброска сибирских рек во внутреннюю Азию – мог бы спасти Аральское море, которому грозило осушение вследствие проведения Каракумского канала. Когда этот мегапроект провалился, спасти Аральское море было уже нельзя.

5. Тема, очень долгое время не покидающая всемирную экологическую дискуссию, – альменда, общинная земля. В этой книге описан спор, который был развязан Гарретом Хардином в 1968 году и стал продолжением дебатов XVIII века [5]. В 1990-е годы дискуссию подхватила Элинор Остром – она сумела реабилитировать альменду, доказав, что в определенных обстоятельствах общинная земля не так плоха, как о ней многократно говорили. В 2009 году благодаря этой работе Остром стала первой женщиной, получившей Нобелевскую премию по экономическим наукам. Этой темой имело бы смысл заняться и в процессе экологического переоткрытия истории России. Давние дебаты по поводу общины между почвенниками и западниками кажутся сегодняшней научной интеллигенции старомодным спором о позавчерашнем дне. Однако если учесть некоторые аспекты охраны почв и воздержаться от слишком общих суждений, эту дискуссию можно оживить и сделать интересной, не в последнюю очередь в связи с вопросом о том, насколько сильно традиционная сельская община нашла свое продолжение в советских колхозах – или же, напротив, она была ими окончательно разрушена. Моя супруга Орлинда, изучавшая славистику, в 1970-е годы хотела защищать диссертацию по данной теме, но в то время, на базе существовавших источников, ответить на этот вопрос было невозможно. Сегодня эта тема вполне могла бы служить путем выхода из бесплодного противопоставления марксизма и антимарксизма.

6. Тема, особенно острая для современных защитников окружающей среды, – охота. Защитники животных – наиболее воинственная группа на сегодняшней экосцене. Охотники в их глазах – не кто иной, как подлые убийцы. Однако же любовь к дикой природе, если смотреть с социально-исторической точки зрения, порождена в первую очередь охотничьей страстью. Охотники часто и небезуспешно защищают себя тезисом, что они гораздо лучше знают дикую природу, чем официальные защитники животных в своих офисах. Конечно, и в русской истории охота – большая и богатая тема. Есть теория, что власть в России обязана своим происхождением охотничьим союзам; известна роль охоты в завоевании Сибири, да и в истории советских заповедников отразились интересы охотников. Эта тема также представляет собой заманчивое поле деятельности для непредвзятого исследования. Возможно, здесь экологическая история особенно явно вливается в мейнстрим общей российской истории.