Георгий Брянцев - Голубой пакет

Возможно, что под слежкой оказался не Костя, а кто-нибудь из них троих, знавших его как радиста. Тогда следует разобраться, кто именно: Чернопятов, Заболотный или Калюжный — допустил оплошность и навлек на себя подозрение?

Заболотный знал, где живет Костя, но уже более года не видел его. Следовательно, это подозрение отпадает.

Чернопятов, покинув дом Головановых, в котором он проживал нелегально, встречался с Костей очень редко. Последний раз он принимал Костю у себя в мастерской месяца три назад. Стало быть, Чернопятов не мог служить причиной провала.

Оставался Калюжный. На его обязанности лежало поддерживать постоянную связь с Костей и изредка встречаться с ним. Они виделись накануне катастрофы. Костя заходил в лавку и «приобрел» там сорочку.

Но если гестаповцы «вышли» на Костю через Калюжного, напрашивался сам собою вопрос: почему они не арестовали Калюжного? Конечно, за этим могла скрываться определенная тактика гестаповцев, определенный расчет: слежка за Калюжным дала им радиста, авось даст и еще кого-нибудь…

В окно котельной уже пробивался утренний свет, а Чернопятов лежал на своем твердом топчане, закинув руки за голову, и все думал и думал.

И потом он вспомнил, что есть четвертый человек, знавший Костю: это Семен Кольцов. Да, да, да. Кольцов знал Костю до войны, знал его отца, мать, братьев, он живет недалеко от дома Головановых, на той же улице, и он первый сообщил Калюжному о смерти Кости.

Но разве можно заподозрить Семена Кольцова в предательстве? Нет, нельзя. Есть такие люди, которым нельзя не верить.

И Семену нельзя не верить. И не только потому, что он беззаветно, до дерзости храбрый, готовый на самопожертвование человек. И не потому также, что ни у одного из участников подполья нет такого богатого боевого счета, как у Семена, а потому, что он — подлинный патриот, душой и телом преданный Родине, потому, что в нем течет кровь отца, отдавшего свою жизнь за то же дело, за которое борется он, его сын, потому, что братья Семена — офицеры Красной армии, потому, что сестра его одной из первых в городе Могилеве была публично повешена гитлеровцами.

Нет, Семен никогда не встанет на позорный путь предательства. Об этом нельзя и думать.

Но возможно, он помимо своей воли вывел гестаповцев на след Кости?

Тоже невероятно. Тогда он прежде сам должен быть на подозрении. И если бы он был на подозрении, гестаповцы давно схватили бы его. Не медля ни минуты. Они не ведали о том, что расправа со следователем криминальной полиции, вскрытие сейфа в бургомистрате, неоднократные аварии на электростанции, взрыв гранаты в солдатском клубе, поджог склада с оружием во дворе полиции и многое другое — дело рук не кого иного, как Кольцова.

Кольцов не мог навести гестаповцев на след Кости еще и потому, что за время оккупации он не посещал дом Головановых. За это Чернопятов мог поручиться.

Но тогда как же это случилось? Что думать?

Думать можно двояко: или Костю запеленговала немецкая радиоконтрразведывательная служба, или же допустил какую-либо оплошность Калюжный.

Хотя Костя и проводил передачи не в строго определенные дни и часы, хотя он и сводил сеансы до нескольких коротеньких минут, его все же могли засечь.

Но если Калюжный?…

Чернопятов резко поднялся с топчана. Ему не надо было одеваться. Он не раздевался с вечера.

Отвернув кран в стене, он наполнил водой кружку и выпил ее до дна. Прошелся по котельной…

А как поступить с голубым пакетом? Что делать с захваченными документами огромного военного значения? Ведь танк «дракон» пускают в серийное производство!

«Эх… — вздохнул Чернопятов. — Знал бы полковник Бакланов, что хранится у меня под верстаком! Что же предпринять? Где выход? Неужели все труды пропали даром? А ведь недешево дался нам этот пакет… Костя… Тимошка… — он прикрыл глаза рукой и решился. — Надо повидать Калюжного… Во что бы то ни стало. Предупредить его и посоветоваться… У меня мозги уже не варят…»

Израненная снарядами и бомбами, истерзанная гусеницами танков и самоходных пушек, лежала шоссейная дорога. Над ней монотонно гудели телеграфные провода.

На верхушке столба сидел старый нахохлившийся ворон и лениво, нехотя чистил перья своим большим клювом.

Выбравшись из лесу вперед, как дозорный, стояла тонкая рябина. Под нежными порывами утреннего ветерка она слегка раскланивалась из стороны в сторону.

Было пусто и безлюдно. Тишину нарушало лишь звонкое и переливчатое пение жаворонков, вьющихся в небе.