Якубовский Павлович - Мшава

Вернулась тишина — сонная, извечная.

Да был ли выстрел? Были ли эти последние, дикие слова Николы?

Нужно подойти к Николе. Подбежать. Скорее!

Но я не мог ворохнуться.

И вместе с тем — невыносимая, давящая злоба стиснула дыханье, придавила рухнувшим деревом. Я чувствовал — если не сделаю что-то жестокое и беспощадное, она расплющит, она сожжет меня.

Но то, что я должен сделать, было страшно. Уж лучше бы мне — не ему, Николе, — лежать в моховой влажной ямке, мне сказать те слова.

...Лопнула, спала стягивающая мозг сетка. Закрутилось: выстрел, случайный выстрел, прицельный выстрел — прямо в грудь! Целились, выцеливали.

Цель! Чья?

Я видел успокоившиеся ноги Николы.

Что-то заторопилось во мне, заработало, завертелось с большой скоростью какое-то колесо. В голове — четкость, руки сами знали, что делать. И мне показалось — внутри щелкают, торопливо переключаются какие-то контакты.

Я содрал крепко прилипшее к спине, ружье и присел.

...Передо мной черная кора, трещины, мох... Комель смолевой, толстый, пуленепробиваемый.

Я снял кепку, повесил на ветку и поднял в свой рост, осторожно выставляя ее из-за ствола, будто выглядывая.

И сразу — сухой, отрывистый ружейный лай. Эхо загуляло, забегало по лесу.

Упала, стукнув по голове, откушенная пулей сосновая щепка. Загудела, посыпала шишками сосна.

Я увидел слабый дымок, след пороха, светящийся облачком над моховой кучей, метрах в сорока от меня.

Дымок выползал из-под вывороченных черно-фиолетовых корней рухнувшей сосны, и было его всего-то — словно курильщик дохнул после затяжки.

Я пустил туда заряд дроби и перебежал.

...Все ясно, почти все... Из карабина стреляют — значит, если я не подставлю себя под выстрел, — не попадут!

Быть вертким!

Но бьет он крепко, наповал... Не зевать! А за сорок метров я пройму убийцу своей крупной — на глухаря — дробью.

Он от меня не уйдет.

Не уйдет.

...За мхом — шевеленье. Я послал заряд в сосновый выворотень.

Дробь, сорвав кору, хлестнула вниз.

Громко охнули.

Или мне это показалось? В голове звон и шум, катается эхо, и за сорок шагов я вижу до самых малых мелочей стебельки, мох, ветки, хвощинки...

И кажется — даже росные капли на них.

Торопливо перезарядил ружье, а два патрона закусил зубами.

Вскочив, бросился к другой сосне — нырком.

Громыхнуло.

Чуть-чуть не попал, сволочь! Лежать бы мне невдалеке от Николы...

Короткими перебежками я очерчиваю круг, в центре которого — убийца.

Я понял, догадался — он открыт с другой стороны, со стороны солнца. Целиться ему в меня будет трудно. Пусть солнце светит ему в глаза. Пусть!

Я стрелял с равными интервалами. Считал: раз, два, три, четыре, пять — и давил спуск. Я навязал убийце свой счет времени.

Знаю: каждый раз, когда приближается время моего выстрела, убийца непроизвольно сжимается в страхе.

Хочет он или не хочет, а каждую пятую секунду он сжимается в смертельном страхе. Я диктую ему поступки! Я держу его в руках!

Нет. Мы взаимно связаны. Он сидит на одном конце веревки, а я на другом. И у каждого на шее петля. Теперь — кто первый и сильнее рванет эту веревку...

...Раз-два-три-четыре-пять — выстрел!

Летят вверх клочья мха и земли.

Басистый рев моей двенадцатикалиберной двустволки неустанно скачет между соснами.

Я знаю, убийца Николы сидит и считает — раз, два, три, четыре, пять. И при последнем счете прячется. Нет, при третьем — заблаговременно.

И при счете «три» — я вскакиваю, перебегаю и падаю за другую сосну, успев выстрелить на бегу. И снова впиваюсь глазами.

Нащупал в брючном кармане два патрона «ЧП» (я их ношу на случай встречи с Медведем не в патронташе, а поближе, в кармане). Я заряжаю ружье патронами с пулями, двумя тяжелыми и круглыми самодельными пулями, по тридцать граммов свинца в каждой.

Чувствую почти физически, как прилип, изогнувшись, зарывшись в мох, убийца...

Тридцать шагов!..

— Сейчас я тебя... — бормочу я. — Сейчас!

Но как мне хочется быть за тысячу километров отсюда... А Никола?..

Вглядываюсь, считаю. Я намеренно разбиваю свой ритм. Теперь он ждет... ждет... или думает, что патроны мои кончились.

Может быть, мне лучше замереть и ждать — кто кого пересидит?

Нужно кончать. Скорее!

Под выворотнем — тихо. Я всматриваюсь. Выворотень нависает над ямой. Если ударить по нему, рикошет будет в яму. Я рассчитываю угол отражения и стреляю.

Громкий крик!

Из ямы вскидывается что-то белое, ревущее, почти и не человек.