Александр Дюма - Все приключения мушкетеров

Д’Артаньян гордым взглядом начал рассматривать наружность дерзкого насмешника. Это был человек лет 40 или 45, с черными, проницательными глазами, бледный, с резко обрисованным носом и красиво подстриженными черными усами; на нем был камзол и панталоны фиолетового цвета, которые хотя были новы, но казались измятыми, как будто находились долгое время в чемодане.

Д’Артаньян сделал все эти замечания с быстротою самого сметливого наблюдателя, и, вероятно, с инстинктивным предчувствием, что этот незнакомец будет иметь большое влияние на его будущность.

Но как в то самое время, когда д’Артаньян рассматривал дворянина в фиолетовом камзоле, этот последний сделал одно из самых ученых и глубокомысленных замечаний о достоинстве его беарнской лошади, то оба слушателя его разразились смехом, и даже он сам, против обыкновения, слегка улыбнулся. При этом д’Артаньян не сомневался уже, что он был оскорблен. Убежденный в обиде, он надвинул берет на глаза и, подражая придворным манерам, которые он подметил в Гасконии у путешествующих вельмож, подошел, положив одну руку на эфес шпаги, другую на бедро. К несчастию, по мере того как он приближался, гнев все больше и больше ослеплял его, и вместо полной достоинства и надменной речи, приготовленной им для вызова, он сказал только грубую личность, сопровождая её бешеным движением.

– Эй, что вы прячетесь за ставнем, воскликнул он. – Скажите-ка мне, чему вы смеетесь, и будем смеяться вместе.

Дворянин медленно перевел глаза с лошади на всадника, как будто сразу не понял, что эти странные упреки относились к нему; когда же не оставалось в том никакого сомнения, то брови его слегка нахмурились, и, после довольно долгого молчания, он с неописанною иронией и наглостью отвечал д’Артаньяну.

– Я не с вами говорю, милостивый государь.

– Но я говорю с вами, воскликнул молодой человек, раздраженный до крайности этою смесью наглости и хорошего тона, приличия и презрения.

Незнакомец еще раз взглянул на него с легкою улыбкой, отошел от окна, медленно вышел из гостиницы и встал в двух шагах от д’Артаньяна, против его лошади.

Его спокойная осанка и насмешливый вид удвоили веселость оставшихся у окна его собеседников. Д’Артаньян, увидев его подле себя, вынул свою шпагу на один фут из ножен.

– Эта лошадь буланая, или, лучше сказать, она была такою в молодости, продолжал незнакомец, обращаясь к слушателям своим, бывшим у окна, и не замечая, по-видимому, раздражения д’Артаньяна, – этот цвет известен в ботанике, но до сих пор редко встречается между лошадьми.

– Кто не смеет смеяться над всадником, тот смеется над лошадью, сказал неистово подражатель де-Тревиля.

– Я смеюсь не часто, возразил незнакомец, – вы можете судить о том по выражению моего лица; но я желаю удержать за собою право смеяться когда мне угодно.

– А я, сказал д’Артаньян, – не хочу, чтобы смеялись, когда мне это не нравится.

– В самом деле? продолжал незнакомец очень спокойно. – Это совершенно справедливо. И повернувшись на пятках, он намеревался возвратиться в гостиницу, через большие ворота, у которых д’Артаньян видел оседланную лошадь.

Но характер д’Артаньяна быль не таков, чтоб он мог отпустить человека, дерзко осмеявшего его. Он совсем вынул шпагу из ножен и пустился вслед за ним с криком:

– Воротитесь, воротись же господин насмешник, а то я убью вас сзади.

– Меня убить! сказал незнакомец, поворачиваясь на пятках и смотря на молодого человека с удивлением и презрением. – Что с вами, любезный, вы с ума сошли!

Потом вполголоса, как будто говоря с самим собой, он прибавил: – это жаль! какая находка для его величества, который везде ждет храбрых для своего мушкетерского полка.

Едва успел он договорить, как д’Артаньян направил в него такой удар острием шпаги, что вероятно его шутка была бы последнею, если б он не успел быстро отскочить назад. Незнакомец, видя тогда, что дело идет не на шутку, вынул шпагу, поклонился своему противнику и важно встал в оборонительное положение. Но в то же время двое его служителей, в сопровождении хозяина гостиницы, напали на д’Артаньяна с палками, лопатами и щипцами. Это произвело быстрый и совершенный переворот в борьбе.

Между тем как д’Артаньян обернулся назад, чтоб отразить град ударов, противник его спокойно вложил свою шпагу и с обыкновенным своим бесстрастием из действующего лица стал зрителем, ворча однако ж про себя.

– Черт возьми Гасконцев! Посадите его на его оранжевую лошадь, и пусть убирается!