Александр Дюма - Все приключения мушкетеров

– Вот и хорошо, вот рассуждение, которое мне по-настоящему нравится, и в нем я снова узнаю господина Фуке. Вы больше не похожи на беднягу Бруселя, и я больше не слышу стенаний этого старого участника Фронды. Если вы разорились, примите это с душевной твердостью. Вы тоже, черт возьми, принадлежите потомству и не имеете права себя умалять. Посмотрите-ка на меня. От судьбы, распределяющей роли среди комедиантов нашего мира, я получил менее красивую и приятную роль, чем ваша. Вы купались в золоте, вы властвовали, вы наслаждались. Я тянул лямку, я повиновался, я страдал. И все же, как бы ничтожен я ни был по сравнению с вами, монсеньор, я объявляю вам: воспоминание о том, что я сделал, заменяет мне хлыст, не дающий мне слишком рано опускать свою старую голову. Я до конца буду хорошей полковой лошадью и паду сразу, выбрав предварительно, куда мне упасть. Сделайте так же, как я, господин Фуке, и от этого вам будет не хуже. С такими людьми, как вы, это случается один-единственный раз. Все дело в том, чтобы действовать, когда это придет, подобающим образом. Есть латинская поговорка, которую я часто повторяю себе: «Конец венчает дело».

Фуке встал, обнял д’Артаньяна и пожал ему руку.

– Вот чудесная проповедь, – сказал, помолчав, Фуке.

– Проповедь мушкетера, монсеньор.

– Вы меня любите, раз говорите все это.

– Возможно.

Фуке снова задумался, затем спросил:

– Где может быть господин д’Эрбле?

– Ах вот вы о чем!

– Я не смею попросить вас отправиться снова на его поиски.

– Даже если б и попросили, я бы не сделал этого. Это было бы в высшей степени неосторожно. Об этом узнали бы, и Арамис, который ни в чем не замешан, был бы скомпрометирован, вследствие чего король распространил бы свою немилость и на него.

– Я подожду до утра.

– Да, это, пожалуй, самое лучшее.

– Что же мы с вами сделаем утром?

– Не знаю, монсеньор.

– Окажите любезность, господин д’Артаньян.

– С удовольствием.

– Вы меня сторожите, я остаюсь. Вы точно исполните приказание, так ведь?

– Конечно.

– Ну так оставайтесь моей тенью. Я предпочитаю эту тень всякой другой.

Д’Артаньян поклонился.

– Но забудьте, что вы господин д’Артаньян – капитан мушкетеров, а я Фуке – суперинтендант финансов, и поговорим о моем положении.

– Это трудновато, черт подери!

– Правда?

– Но для вас, господин Фуке, я сделаю невозможное.

– Благодарю вас. Что сказал вам король?

– Ничего.

– Вот как вы со мной разговариваете!

– Черт возьми!

– Что вы думаете о моем положении?

– Ваше положение, скажу прямо, нелегкое.

– Чем?

– Тем, что вы находитесь у себя дома.

– Сколь бы трудным оно ни было, я прекрасно его понимаю.

– Неужели вы думаете, что с другими я был бы так откровенен?

– И это вы называете откровенностью? Вы были со мной откровенны! Отказываясь мне ответить на сущие пустяки!

– Ну, если угодно, любезен.

– Это другое дело.

– Вот послушайте, монсеньор, как бы я поступил, будь на вашем месте кто-либо иной: я подошел бы к вашим дверям, едва только от вас вышли бы слуги, или, если они еще не ушли, я бы переловил их, как зайцев, тихонечко запер бы их, а сам растянулся бы на ковре в вашей прихожей. Взяв вас под наблюдение без вашего ведома, я сторожил бы вас до утра для своего господина. Таким образом, не было бы ни скандала, ни шума, никакого сопротивления; но вместе с тем не было бы никаких предупреждений господину Фуке, ни сдержанности, ни тех деликатных уступок, которые делаются между вежливыми людьми в решительные моменты их жизни. Нравился бы вам такой план?

– О, он меня ужасает!

– Не так ли? Ведь было бы весьма неприятно появиться завтра утром пред вами и потребовать у вас шпагу?

– О, сударь, я бы умер от стыда и от гнева!

– Ваша благодарность выражается слишком красноречиво, я не так уж много сделал, поверьте мне.

– Уверен, сударь, что вы не заставите меня признать правоту ваших слов.

– А теперь, монсеньор, если вы довольны моим поведением, если вы оправились уже от удара, который я постарался смягчить, как мог, предоставим времени лететь возможно быстрее. Вы устали, вам надо подумать, – умоляю вас, спите или делайте вид, что спите, – на вашей постели или в вашей постели. Что до меня, то я буду спать в этом кресле, а когда я сплю, сон у меня такой крепкий, что меня не разбудит и пушка.

Фуке улыбнулся.

– Я исключаю, впрочем, – продолжал мушкетер, – тот случай, когда открывается дверь – потайная или обыкновенная, для входа или для выхода. О, в этом случае мой слух необычайно чувствителен! Ходите взад и вперед по комнате, пишите, стирайте написанное, рвите, жгите, но не трогайте дверного замка, не трогайте ручку дверей, так как я внезапно проснусь и это расстроит мне нервы.