Александр Поляков - Без права выбора

— В принципе это уже согласовано. За вас буквально все — ваше прошлое, деловые качества, опыт конспиративной работы, связи, знание языков…

— Хорошо, не позже чем послезавтра я дам вам ответ… Но как бы там ни было, я очень рад нашей встрече… Рюмки ждут, Аршак Григорьевич, — улыбнулся Невзоров. — Ваш тост.

— Я никогда не любил Россию, — Марантиди поднял рюмку. — Дикая страна, сумасбродный народ, шарахнувшийся от старообрядчества к социализму. Мне трудно дождаться того дня, когда я навсегда покину эту скифскую степь с ее каменными бабами, вставшими на пути цивилизации. От вас я могу не таиться, Григорий Петрович. Деловой человек новой формации выше национальных предрассудков. Оставим их в утешение нашим фанатикам. Наша Эллада там, где нам хорошо. Выпьем за эту общечеловеческую родину!..

Только теперь, встретив Марантиди, Невзоров в полной мере осознал, какая непроходимо глубокая борозда отделила его прошлое от того, что с ним произошло в последние месяцы. История возвращения Одиссея отнюдь не походила на трагический фарс. В ней было зерно будущего возрождения.

В долгих ночных раздумьях, в беседах и спорах с Зявкиным Невзоров заново переосмысливал историю своей страны. Если бы ему до ареста сказали, что человеком, который заставит его отказаться от прежних убеждений, будет председатель Дончека, он счел бы это неумной шуткой, не более. Но случилось именно так.

Невзоров теперь ясно ощущал превосходство Зявкина. Тот обладал разносторонней эрудицией, огромным жизненным опытом, глубоким, гибким умом, и его аргументы, основанные на точном знаний фактов, были неотразимо убедительны. Невзоров понял, что председатель Дончека прав, говоря об исторической необходимости и необратимости совершавшихся в России преобразований.

Он уже нетерпеливо ждал газет, отпечатанных однообразными шрифтами на плохой бумаге. С их страниц на него смотрела — глазами петербургских металлистов, московских строителей, ивановских ткачих, ростовских железнодорожников — действительность новой России, С конвейеров Генри Форда каждые двадцать секунд сходила машина. Русские рабочие собирали первый автомобиль, каждый узел — радиатор, мотор, коробку скоростей, сцепление — вручную. Но конвейер Генри Форда в своем непрерывном механическом движении оставался на месте. А русские рабочие верили: после первого автомобиля они соберут второй и Россия, которой коммивояжеры иностранных фирм сбывали спички и пуговицы, ведра и лопаты, будет производить все, что должна производить передовая индустриальная держава.

В этой действительности Невзорову многое было непонятно, многое казалось чем-то чуждым, но он уже знал, что процесс кристаллизации форм новой жизни длителен, труден и противоречив.

Он снова вспоминал свою собственную жизнь — увлечение бакунинскими теориями, участие в «эксах» и спекуляциях, неотступное желание стать «сильным мира сего», ожесточенное неприятие большевистского Октября… Казалось, все шло к своему логическому завершению, к последнему вздоху у какой-нибудь глухой кирпичной стены. Но чекисты пощадили его, дали возможность искупить вину.

Теперь он отказался от прошлого, от которого не мог отказаться космополит Марантиди. И того, чего втайне побаивался Невзоров, готовясь к встрече со своим бывшим партнером, не случилось: разговаривая с Марантиди, он не испытывал ни скованности, ни смущения, ни раскаяния.

Невзоров вспомнил и такой случай. Недавно они встречались с Зявкиным на лоне природы, на левой стороне Дона. Была жара, комары одолевали. Деловой разговор уже подходил к концу. Вокруг них увивалась какая-то птичка. Зявкин попросил Невзорова отойти на несколько шагов. Позвал птичку: «Пичужка, пичужка», — и вдруг птичка быстро подлетела и спокойно села на плечо Зявкина.

— Вы чародей! — воскликнул Невзоров. — Как вы сумели приручить эту птичку?

И Зявкин рассказал: «Это было совсем недавно, весной. Я, как заядлый рыбак, в тот воскресный день сидел с удочками… Поплавки спокойно дремали. Около меня начала сновать небольшая проворная птичка. Хвост у нее был очень длинный, и она им все время трясла — недаром и называется трясогузкой. Очень полезная птичка, истребляет в большом количестве вредных насекомых и их личинки. Я приметил ее маршрут, по которому она улетела с полным клювом. Отправился к кусту лозняка и там без труда разыскал ее гнездышко. На меня смотрели три пары больших глаз. Птенцы были еще голые, разинув свои клювики, просили пищи. Я их стал подкармливать из своей баночки, где у меня хранились полевые кузнечики. Птенцы охотно принимали от меня пищу. Мать в страхе летала вокруг. Так стал я вторым воспитателем, а точнее, кормильцем детей трясогузки.