Клод Фаррер - СОЧИНЕНИЯ В ДВУХ ТОМАХ. ТОМ 1

Небо бледнело на востоке, вставала заря. Правда, в горных ущельях был еще мрак, но я видел все совершенно ясно. Очевидно, будь ночь в тысячу раз темнее, для моего нового зрения это было бы безразлично. Все предметы рисовались передо мной с такой отчетливостью, как будто я касался их руками…

Быстрыми шагами человек уходил все дальше и дальше. Вокруг него уже начинались ряды огромных каменных глыб с отвесными краями. Опять я припомнил, как вид этих голых каменных масс, почти правильной геометрической формы, возвышающихся среди покрытой кустарником равнины, поразил меня накануне. А человек как будто еще ускорил ход, нимало не затрудняясь в выборе пути по этому лабиринту камней…

Вскоре я почувствовал, как колючий кустарник царапает меня по ногам… Мне казалось, что это не он, а я иду по горам, и острые шипы впиваются мне в тело…

Потом… Но я не знаю, что было потом…

Я ничего не знаю больше…

Опять утро, дождливое, мрачное утро… Бледный свет проникает в комнату сквозь закрытое решеткой окно… Я лежу на постели. Придя в себя, я пробую подняться, опираясь на локоть, чтобы оглядеться вокруг. Напрасно! Я не могу, я слишком слаб для этого…

Правда, я вижу нечто, но не здесь, в другом месте, другими глазами…

Быстро течет вода… кругом водоросли, мох… Сбоку поднимается ввысь отвесная стена утеса… и на белых, гладких камнях, словно обточенных стремительными волнами потока, лежит труп… Мой труп!..

Я лежу неподвижно. Несколько раз пытался я пошевелиться. Но нет, я не могу, решительно не могу. Через решетчатое окно до меня доносился смолистый запах деревьев, намокших от дождя. Я один. Сначала они были тут оба — граф Франсуа и виконт Антуан. Они смотрели на меня, щупали мне пульс, трогали все мои члены, затылок. Но скоро они ушли. Я опять остался совсем один.

Я смотрю на труп, на свой собственный труп. Кажется, он уже начинает разлагаться, мухи так и жужжат и толпятся над ним… А вода все течет и течет, все бросает мертвеца из стороны в сторону, бьет его об камни, уродует его… Право, уж это далеко не свежий труп — надо торопиться подобрать его.

И я сам, я тоже уже стал стар…

Разве вчера еще я не был молод?.. Или уже прошло так много времени?.. Может быть, несколько лет?.. Что я могу сказать?..

Но я старею, я чувствую, что я старею… И, кажется, с минуты на минуту, с каждым следующим мгновением, я становлюсь бесконечно старше…

Я дотрагиваюсь до своего подбородка. Он покрывается бородою, жесткою седою бородой… Я провожу рукой по лицу и чувствую, что оно изборождено морщинами…

Уже три раза приоткрывалась дверь, и оба старика осторожно заглядывали в комнату. Я хорошо заметил, что они были, видимо, удивлены, — смущены зрелищем мой дряхлости, этой внезапно наступившей старости.

Который теперь час? Какое число? Какой год? Моя борода уже стала совсем белою. Я вижу ее — она сделалась густой и длинной. Так быстро растут волосы только у мертвецов… Руки мои похудели: под морщинистою кожею ясно прощупываются ссохшиеся кости…

Кажется, заходит солнце… Да, да, это наступает ночь. Снова мои хозяева вошли в мою комнату: отец и сын. Маркиза нет, я так и не видел его больше. Опять они подходят к кровати и с серьезным выражением лица внимательно осматривают меня. Потом уходят, все так же, в полном молчании. Теперь в большом подсвечнике зажжены три свечи, три пламенеющих острия сверкают на концах трех копий… А там, на дне бездны, сгущается мрак, и вода становится совсем черной…

— О! о! Но что это?.. Зачем внесли в комнату факелы? Что значат эти крики, этот шум?.. Но нет, ведь, это не здесь, а там… Наверху, над пропастью. Я вижу, как опускаются вниз факелы, как люди заглядывают вниз, ко мне… Я различаю группу солдат, их мундиры, синие с красным… Вот и носилки… Ах, да! Я понимаю: эти люди ищут меня…

Они что-то кричат. Слышны ругательства. Потом кто-то один приказывает молчать. Теперь до моего слуха ясно доносятся отдельные слова:

— Вот он, говорю вам! Он лежит на дне. Надо спуститься!

— Осторожнее! Смотри, не сорвись!..

— Ничего! Не первый раз!.. О! ла, ла!.. И несет же от него! Чтоб его черти взяли!..

— Тише, не ори так громко!

— Да его и не узнаешь теперь, сержант!.. Он совсем сгнил…

— Что такое? Совсем сгнил? Что ты несешь? Он и умер-то всего не больше суток!

— А я почем знаю?.. Может, и не больше суток, а что он разваливается — так это верно! Должно быть, от того, что лежал в воде!.. Ну, все равно! Опускайте холст и веревки… Я завяжу его со всех сторон…