Клод Фаррер - СОЧИНЕНИЯ В ДВУХ ТОМАХ. ТОМ 1

Я невольно остановился и низким поклоном приветствовал хозяина. Он вежливо ответил мне тем же, не произнеся при этом, однако, ни слова. С большим вниманием некоторое время рассматривал он меня. Наконец он на минуту отвернулся в сторону сына, и я почувствовал, как повелительным взглядом он потребовал объяснения от моего спутника.

— Я встретил господина, которого вы видите, — обратился тогда сын к отцу, — под дождем у входа в каменный лабиринт; он заблудился среди скал и не мог найти дорогу. Мне казалось, что я должен был пригласить его сюда.

Он говорил вполголоса, как будто боясь разбудить кого-то. Наступила, по-моему, довольно долгая пауза…

— Я полагаю, сударь, что вы поступили правильно, — ответил отец сыну.

Он тоже говорил вполголоса.

Старинная вежливость их речи удивила меня. Я принялся рассматривать костюм этого необыкновенного старика, говорившего с сыном в церемонном тоне XVIII столетия. На нем был совершенно такой же, до мельчайших подробностей, толстый бархатный костюм, как и на его сыне. Только чулки были потоньше, а панталоны в сборку, короткие, стянутые у колен.

Между тем сын продолжал описывать мои приключения, и я заметил, что он не упускал ни малейшей подробности:

— Наш гость — офицер, — рассказывал он, — капитан Андрэ Нарси. Он должен передать в форт Гран-Кап, и как можно скорее, поручение большой, по-видимому, важности. Вот почему предложил я господину капитану провести эту ночь у нас с тем, чтобы, отдохнув и набравшись сил, завтра с рассветом пуститься в обратный путь. Он тогда не собьется с дороги, и ему не придется беспомощно блуждать в горах, как сегодня вечером. Сегодня он не встретил, разумеется, на своем пути ни одной живой души, от которой он бы мог узнать хотя бы направление дороги. Оттого-то, без сомнения, и зашел он так далеко в сторону от цели своего путешествия, форта Гран-Кап.

Настойчивое подчеркивание полной безлюдности мест, где мы находились, произвело на меня неприятное впечатление. Я посмотрел на стариков также пытливо, как они на меня… Но ни один мускул не дрогнул на их лицах. Отец ответил сыну, и голос его звучал, как и прежде. Он сказал буквально то же, что и в первый раз:

— Я полагаю, сударь, что вы поступили правильно.

Я искал подходящих выражений для благодарности. Но прежде чем я открыл рот, мой хозяин указал пальцем на одну из дверей, едва заметных на деревянной панели.

— Теперь господину капитану лучше всего заснуть, — сказал он, обращаясь к сыну. — Проводите же господина капитана в его комнату и посветите ему.

Я поклонился, так и не прервав своего молчанья.

Мой прежний провожатый пошел впереди меня, высоко подняв, на подобие факела, свой фонарь.

Наши шаги по каменным плитам пола отдавались в комнате неясным эхом; четыре голых стены отражали эти звуки, усиливая их: получался какой-то дрожащий гул. Свет от фонаря упал на одну из стенных фресок, и на ней образовался светлый круг. Я различил нежный рисунок с поблекшими красками; на нем изображалась, насколько мне удалось рассмотреть, мифологическая сцена — рождающаяся из пены вод Афродита…

Мой провожатый отодвинул, один за другим, три железных засова, таких толстых и длинных, каких мне никогда еще не приходилось видеть. Этими засовами закрывалась дверь, указанная другим стариком. Присмотревшись, я увидел рядом с нею еще дверь, тоже едва заметную и с такими же засовами. Обе вместе они имели вид как бы одной двухстворчатой двери; но, несмотря на тяжелые запоры, половинки плохо подходили одна к другой, и между ними виднелась щель, шириною, по крайней мере, в большой палец; для сквозного ветра был полный простор.

Пока я присматривался к окружающей обстановке, другой старик, отец, вдруг пошел за нами; до этих пор он все время стоял и не спускал с меня глаз. И, несмотря на легкость походки, от его шагов раздавалось такое же эхо, как и от наших. Я остановился и посмотрел на него. Он сделал мне жест рукой и, обратившись в этот раз лично ко мне, сказал:

— Я забыл предупредить вас, сударь, у нас в доме больной, и он помещается как раз поблизости от вас. Поэтому я позволю себе просить вас быть потише.

Уже вторично просили меня в этом доме соблюдать тишину; но оба раза под разными предлогами…

В ту же минуту, кажется, едва уловимое ощущение заставило меня вздрогнуть. Если говорить точнее, то отозвался на это ощущение даже не я сам, а нечто внутри меня, то бессознательное, что бодрствует в нас, когда мы спим, и обладает своею памятью, отличной от нашей. Снизу, из-под другой двери, остававшейся по-прежнему закрытой, пахнуло теплым воздухом. В передней было довольно холодно. Вероятно, комната, в которую вела запертая дверь, лучше отапливалась.