Лев Константинов - Охота на Горлинку

— Уж не по убитому ли бандиту горюешь? — въедливо спросил Нечай. — Вот не предполагал, где у него защитники найдутся!

Рука у Ивана на перевязи, под пиджаком. Пуля насквозь пробила мякоть плеча.

— Да ты понимаешь, что говоришь? — Малеванный даже побледнел от негодования, резко отодвинул стакан с чаем, вскочил. — Я ведь тебя предупреждал — никаких самостоятельных действий! Мало ли какие у нас планы! Да, может, мы давно знаем, кто такой Скиба, но не арестовываем пока — что толку, если одного заберем, другие останутся?

Малеванный пришел к Нечаю сразу же, как только узнал о случившемся. Лейтенант очень рассердился, нет, не то слово, — пришел в ярость, когда Нечай рассказал ему, как, расставшись с Владой, он ушел подстерегать Марию. Малеванный многого не мог объяснить Ивану, потому и кричал на него, топал ногами. Нечая же и сейчас волновало только одно — Мария опять ушла живой и невредимой. Он страстно ненавидел бывшую учительницу. Остальные бандиты были для него безликими, однотипными — стая бешеных собак, которую надо уничтожить. Марию же он домой провожал, за руку здоровался. Она была не просто националисткой, она была предательницей, хитрой, коварной и жестокой: прикинулась овечкой, институт советский закончила, в комсомол вступила. Нет ничего паскуднее, отвратительнее предательства! Предателю — первая пуля. Так думал Иван и в ответ на все упреки Малеванного только упрямо твердил:

— Жалко, сбежала Мария! Не мог я по ним стрелять в лесу, далеко были — промазал бы…

— Конечно, жалко, — согласился Малеванный, но с этими словами как-то не вязался тон, которым они произносились, — отнюдь не сожалеющий.

Помолчали. Чай, приготовленный Ивановой хозяйкой, давно остыл. Малеванный, недовольно морщась, похлебал из стакана.

— Что с Владой-то будет? — спросил он. Осторожно спросил — деликатная проблема, из сердечных нитей сплетенная.

Нечай решительно рубанул воздух рукой:

— Женюсь я на ней…

— На кулацкой дочке, хуторянке, ты женишься, комсомольский инструктор? Скибе недолго осталось на воле гулять…

— Разве не пошла она против воли отца-бандита? Мы не выбираем себе родителей…

Малеванный неодобрительно покачал головой. Не нравилось ему все это. Мало ли в Зеленом Гае гарных девчат? Из хороших, честных семейств — от прадеда к деду хлеборобы. Хотя бы та же Надийка, верная дивчина, чистое сердце, своими руками счастье строит. Но говорят: дай сердцу волю — заведет в неволю. Именно в этом он и попытался убедить Нечая. Иван не стал его слушать.

— Влада ради меня отца бросила! К честной жизни тянется; и если б я даже просто по-хорошему к ней относился, а не любил ее, и оставил сейчас одну — предал бы, вот как это называется. Хватит об этом, поговорили!.. Тут голосованием не решишь!..

— В самом деле, хватит, — неожиданно миролюбиво согласился Малеванный и энергично потер руки. — Ох, и погуляем на свадьбе! Красивую девушку, Иване, подцепил!

…Веселая была свадьба, комсомольская. Без попа и венчания. Гуляло все село: и водой молодых кропили, и зерном дорогу пересыпали, и выкуп с них брали: «Смотри ты, — удивлялись старики, — комсомольцы, а обычай народный исполняют». И все-таки на Владиной и Ивановой свадьбе свадебные традиции были нарушены дважды: жених не был в вышитой руками невесты сорочке, а по правую руку от новобрачных за праздничным столом не сидел отец невесты…

«В комсомольскую организацию села Зеленый Гай от Скибы Влады.

Прошу товарищей комсомольцев принять меня до себе, в свои ряды. Мой отец очень виноват перед народом. Он не сможет искупить свою вину, так как погиб от рук таких же, как сам. Но я честно напишу, что если б и был живым, то все равно боролся бы против Украины Советской. Я его хорошо знаю, как знаю и тех, кому он служил. Это бандиты, и чем скорее их уничтожим, тем лучше для всех нас. В комсомол вступаю потому, что хочу быть честной. Прошу мне поверить, очень прошу. Если понадобится моя жизнь — отдам ее людям, чтобы хоть немного исправить зло, причиненное отцом. От начала и до конца принимаю главнейшую задачу комсомола — борьбу за народное счастье…»

Стась вошел в бункер, когда Горлинка давала указания курьеру. Проводник удивился, увидев, как преобразилась его конура: чисто подметено, пары прибраны, на столе букет лесных цветов. Курьер сидел на краешке табуретки, и поза его ясно свидетельствовала о готовности выполнить приказ. Отправлялся он, судя по разговору, в Бурлацкий лес. Стась в ближайшие дни сам намеревался побывать там — надо было посоветоваться кое с кем о сложившемся положении. Он послушал немного Горлинку, которая не обратила на его приход ровно никакого внимания, скомандовал: