Эдгар Берроуз - Тарзан и люди-леопарды

– Смерть! – пронзительно завопил Имигег.

В тот же миг на пленника набросилась дюжина жрецов, швырнула на глиняную поверхность помоста, навалилась всей тяжестью, широко разведя в стороны руки и ноги белого. Тут же к Старику подскочили четыре жрицы, вооруженные тяжелыми дубинками.

В глубине зала раздалась зловещая дробь барабана, под звуки которого жрицы принялись приплясывать вокруг распростертого тела своей жертвы.

Вдруг одна из мегер вырвалась вперед и замахнулась на лежащего дубинкой, но один из жрецов сделал вид, словно защищает его, и жрица, отступив в танце, воссоединилась со своими подругами в безумном вихре. Так повторялось снова и снова, но с каждым разом жрецам становилось все труднее отражать наскоки обезумевших фурий.

Белый с самого начала понял, что разыгрывается спектакль, некий первобытный ритуал, но никак не мог сообразить, в чем его смысл. Если они рассчитывали устрашить его, то они явно просчитались. Лежа на спине, он наблюдал за ними безо всякого страха, скорее с любопытством, но не большим, чем вызвал бы самый заурядный танец.

Возможно, именно из-за его кажущегося безразличия они затянули свой танец, завывая гораздо громче обычного, а дикость их воплей и жестов и вовсе не поддавалась описанию.

И все же Старик прекрасно понимал, что конец неизбежен. Обрисованная Собито участь была далеко не пустой угрозой.

Старик еще давно слыхал, что среди некоторых племен каннибалов подобный способ приготовления мяса являлся скорее правилом, нежели исключением. Испытываемое им омерзение к тому, что его ожидало, подтачивало его рассудок, словно отвратительная крыса. Изо всех сил он старался не думать о предстоящем кошмаре, чтобы не сойти с ума.

Доведенные до экстаза танцем и грохотом барабанов воины, которым не терпелось увидеть развязку жестокого зрелища, стали подстрекать жриц на решительные действия. Верховный жрец, прекрасный режиссер, уловил настроение публики, подал знак, барабан умолк, танец прекратился.

Зрители замерли в ожидании. Зал охватила тишина, более страшная, чем недавний гвалт. И тогда жрицы с поднятыми дубинками крадучись двинулись к беспомощной жертве.

Кали-бвана калачиком свернулась на дне пироги.

Лодка шла на большой скорости, раздавался ритмичный плеск весел. Девушка знала, что плывут они не по большой реке, но и не по ведущей в храм протоке, и в то же время не возвращаются в деревню Гато-Мгунгу.

Какую новую каверзу уготовила ей безжалостная судьба?

Склонившись к девушке, Боболо шепнул:

– Не бойся, я увожу тебя от людей-леопардов. Девушка, кое-как разбиравшаяся в диалекте племени Боболо, уловила смысл сказанного.

– Кто ты? – спросила она.

– Вождь Боболо, – ответил он.

Девушка моментально вспомнила, что это тот самый человек, на помощь которого надеялся белый спутник и которому обещал расплатиться бивнями. Она воспрянула духом. Теперь она сможет купить свободу для обоих.

– Белый человек с нами? – спросила она.

– Нет, – поморщился Боболо.

– Ты обещал спасти его, – напомнила девушка.

– Я мог спасти только одного.

– И куда ты меня везешь?

– К себе в деревню. Там тебе будет хорошо. Никто не обидит.

– А потом доставишь меня к нашим? – спросила она.

– Возможно, как-нибудь потом, – ответил он. – Спешить незачем. Ты останешься с Боболо. Он человек добрый и будет обращаться с тобой очень хорошо, потому что он великий вождь, и у него много воинов и много хижин. Еды у тебя будет вдоволь, рабынь тоже, работать не придется.

Девушка содрогнулась. Она все поняла.

– Нет! – вскричала она. – Пожалуйста, отпусти меня. Белый человек сказал, что ты его друг. Я знаю, вы договорились об оплате. Обещаю, что заплачу тебе.

– Белый-то уже не заплатит, – ответил Боболо. – Если он еще жив, то умрет со дня на день.

– Я сама готова заплатить! – взмолилась она. – Если отвезешь меня к моим соотечественникам, я выложу все, сколько бы ты ни запросил.

– Деньги мне ни к чему, – пробурчал Боболо. – Мне нужна ты.

Девушка видела, что положение ее становилось безнадежным. Единственный же человек в этой жуткой местности, который знал о грозившей ей опасности и мог помочь, либо погиб, либо близок к смерти, а сама она бессильна себя зищитить. И вдруг ее осенило: выход все же есть – река!

Она запретила себе думать о черной холодной воде, о крокодилах, чтобы не лишиться остатков мужества. Действовать следовало решительно, без промедления. Она рывком вскочила на ноги, но Боболо был тут как тут. Он мигом разгадал ее намерения, бесцеремонно швырнул на дно лодки, в ярости надавал ей по щекам, затем связал руки и ноги.