Геннадий Гусаченко - Жизнь-река

Это были последние слова, которые я расслышал как в тумане. Провалился в беспамятство, не зная, что слишком плохи мои дела. Плакала жена в коридоре, не отходя от палаты, в безутешном горе были дочь и сын, которым врачи сказали, что после операции надежды на благополучный исход мало.

Очнулся через несколько суток в реанимационной палате. Тускло горел свет. Лежу на спине, руки пристёгнуты ремнями. Из ноздрей, изо рта, из прочих отверстий и частей тела торчат трубки, шланги. Врач, чуткая к шевелениям больного, с закрытыми глазами коротает долгую ночь на стуле. Мне ужасно больно в горле. Ободрали, когда вставляли гофрированный прозрачный шланг, похожий на пылесосный. Дышать неимоверно трудно. Услышав мой стон, подходит, участливо спрашивает:

— Вам плохо? Если — да, пожмите мою руку.

Я жму. Красивая женщина наклоняется надо мной, поправляет простыню.

— Что плохо? Трубка мешает во рту?

В ответ я пожимаю её тёплую ладонь. Она вынимает у меня изо рта мучившую меня трубку и снова, откинувшись на спинку стула, продолжает дремать. А я лежу, смотрю в одну точку на стене и то ли впадаю в сон, то ли теряю сознание. И сколько так продолжалось, не знаю, но вдруг отчётливо увидел Её перед собой примерно на расстоянии десяти шагов от меня. Она сделала шаг вперёд, одновременно медленно разведя руки в стороны и, отступая на шаг назад, так же плавно опустила их. Видение длилось секунды три–четыре, не больше. И удаляясь, исчезло. Я успел заметить, что была Она с покрытой головой, в тёмно–золотистой одежде, и с рук Её свисали до низу края накидки.

— Царица Небесная! Пресвятая Богородица! Надо же! Я видел Богородицу! — прошептал я одними губами. А может, во сне так произнёс, потому как не могу уверенно сказать, во сне видение было или наяву. В одном уверен: после видения я лежал с открытыми глазами. Всё так же клевала носом врач–реаниматолог, а я удивлённо повторял беззвучные слова:

— Надо же! Я видел Пресвятую Богородицу! Я видел Богородицу! Я видел…

Видение Богоматери, распростёршей надо мной руки со свисающими с них краями тёмно–золотистой ткани, уже несколько размытое в памяти, стоит у меня перед глазами по сей день. Иной раз думаю: «Быть может, моё больное воображение придумало всё? Но почему именно так, а не иначе? Не с младенцем на руках, как на календаре в рентген–кабинете? И без нимба… И потом я уже не спал, когда лежал и удивлялся увиденному». Нет, всё именно так и было. Сегодня я удивляюсь не тому, что видел Царицу Небесную, а Её приходу ко мне. За что мне такая милость Божья? За что снизошла Она с Небес до меня, чтобы исцелить, так как скоро пошёл я на поправку и выздоровел? Что такое должен сделать? Чем отблагодарить за исцеление, за счастье увидеть Её? И в который раз вспоминая явление мне Божьей Матери, я славлю Её молитвой:

— Достойно есть яко воистину блажити Тя Богородицу, Присноблаженную и Пренепорочную и Матерь Бога нашего, Честнейшую Херувим и славнейшую без сравнения Серафим, без истления Бога Слова рождшую, сущую Богородицу Тя величаем.

И вот, я слава Богу, жив, здоров и плыву по великой реке, увлекаемый не только водой, но и течением жизни. С Божьей помощью избежав сегодня поутру нелепой гибели под кормой буксира, я снова полон сил, энергии, готов, рискуя погибнуть, идти на Север, в неведомое мне сказочное Лукоморье, в Никуда.

Если бы начать всё сызнова! Если бы предложили выбрать между ремеслом бухгалтера, директора ресторана, управляющего банком или ещё столь же обыденным, тошнотным до блевоты, но престижно–выгодным. Если бы!

Я, не задумываясь, вновь рванул бы туда, где запросто свернуть шею, сгинуть ни за грош! Туда, где ветер свистит в снастях, в ветвях кедров, в песчаных дюнах, в тундровых долинах и горных ущельях.

Конечно, всякий раз, отправляясь за новой порцией адреналина, я испытывал судьбу: авось, пронесёт?!

Падали самолеты. Летели под откос поезда и автобусы. Тонули лайнеры и военные корабли. Горели дома. Сталкивались автомобили. Рушились здания. Затапливались деревни. Снежные лавины и сели сползали на селения и турбазы. Взрывались шахты, нефтегазопроводы, артсклады и цистерны с бензином. Валились с неба на спящих людей ракетоносители и потерянные авиабомбы. Рассыпались от землетрясений целые города. Смывались волнами цунами многолюдные пляжи. От зверств террористов гибли взрослые и дети, от пуль бандитов–боевиков солдаты и милиционеры. Кого–то провозили мимо в катафалке. О ком–то сообщалось в некрологе. Чьи–то увядшие цветы валялись на асфальте у подъездов, напоминая, что кого–то унесли отсюда навсегда. Но всё это — «кого–то». Меня не касаемо. Все эти трагедии с кем–то. А со мной ничего подобного не случится. Откуда такая самоуверенность? Не слишком ли я собственную самонадеянность переложил на плечи неведомого мне заботливого Ангела–хранителя? Ведь всерьёз верю в своё рождение под счастливой звездой.