Геннадий Гусаченко - Жизнь-река

На селе красный большевистский грабёж — так называемая диктатура пролетариата — разгулялся с размахом, развернулся во всю ширь беспредела. Посыльные из городов с пулемётами на тачанках, вместо того, чтобы самим работать на заводах и фабриках, поехали отбирать хлеб у крестьян. «Продразвёрстка» — это называлось.

Мне сейчас вспомнились слова стихотворения из школьного учебника моего детства:

Интересно, где этот лоботряс взял грозное боевое оружие? Украл на военном складе? Напал на караул и захватил у солдат? Выменял у них за водку, купил за деньги? В любом случае — это тяжкое преступление и восхваляемый угодливым поэтом зловредный человек не рабочий, а преступник.

В то лихое время советская власть в лице местных тунеядцев–коммунистов отобрала у моего деда Зиновия дом, амбар, сельхозтехнику, скотину. Совдеповцы вычистили сундуки, забрали граммофон. Хорошо, в Нарым или на Колыму не сослали по причине отсутствия у них работника по найму — батрака. Сгинул бы там от голода и болезней мальчик Гриша — мой будущий отец. И я бы не родился. И у многих людей, не встретивших меня, всё по–другому бы пошло.

— Как жить будем? Зерно, муку, картошку — все выгребли проклятые лодыри с винтовками, — плакала Мария Платоновна. — Чтоб они подавились!

— Как жить будем? — качал головой Зиновий Иванович, Георгиевский кавалер, защитник Отечества. — Грабители! Чтоб вы сдохли вместе со своими пулемётами!

Когда из дому выносить было нечего, рьяный активист Гришка Ткачёв — пучеглазый, с огромной шишкой на лбу, выхватил из русской печи чугун со щами. Дед Зиновий остановил его:

— Щи хоть оставь…

— Нешто в Нарым захотел? — ощерился Гришка, поднимая крышку и нюхая щи. — Старым жиром проживёте, кулацкие морды, — хрипло рассмеялся Гришка. И унёс чугун. Позже он получил прозвище Ткач — Могучая Шишка.

«Кулацкие морды», денно и нощно пахавшие на своём подворье, перебрались в халупу на краю Боровлянки. Неприглядная избёнка эта — избушка на курьих ножках — и по сей день стоит там.

Мой отец Гусаченко Григорий Зиновьевич родился 31 января 1916 года. В двадцать один год был призван в Красную Армию, в город Благовещенск, что на высоком берегу Амура. Отслужив срочную в должности старшины роты, Григорий Гусаченко решил стать офицером.

В поезде, по пути в Тюменское пехотное училище Григорий познакомился с Фаиной Даниленко, моей будущей матерью, 1914 года рождения, (24 сентября). Она возвращалась домой в село Казанку Боготольского района Красноярского края из Ачинска, где окончила курсы продавцов. Её мать — Юлия Петровна Гудкевич, по рассказам старших сестёр матери, была грудным ребёнком подброшена богатому купцу, выросла у него и унаследовала его фамилию. Её муж и отец моей матери — Фёдор Фёдорович Даниленко, марксист, председатель сельского Совета в Казанке, убит из обреза бандитами — кулаками в коллективизацию. Он возвращался из лесу на санях с возом соломы, на которых его и сразила пуля. Лошадь втащила во двор сани, а на возу — убитый Фёдор Фёдорович, мой дед.

Впоследствии, уже в преклонные годы, когда мои родители ругались, отец называл мать «голытьбой», «голодранкой». Мать, не оставаясь в долгу, обзывала его «кулацким отродьем».

В июне 1941‑го, за несколько дней до начала Великой Отечественной войны, Григорий и Фаина справляли свадьбу на родине моей матери, в Казанке. Правда, Фаиной моя мать стала позже, когда исправила в свидетельстве о рождении своё настоящее имя — Фёкла. Так Феня превратилась в Фаю. С этим именем она и прожила всю свою долгую жизнь. На свадьбе мой будущий отец — высокий, широкоплечий, красивый, поскрипывая ремнями на новенькой офицерской гимнастёрке, поблескивая лейтенантскими «кубарями» на петлицах с эмблемами стрелкового полка, вызывал восхищение баб и зависть деревенских мужиков. Удивлял всех силищей своей, бросая гирю через баню и приставляя её одной рукой к оконному стеклу. Пил много самогона, не хмелел и на радость мальчишкам давал им посмотреть пистолет «ТТ».

Надо сказать: отец мой у моей матери был вторым мужем. Первый — гармонист Федька Гусаков — кудрявый весельчак и балагур. Шестнадцатилетнюю Фенечку вдова и мать семерых детей Юлия Петровна охотно выдала замуж за хорошего парня из зажиточной семьи. Но добрый русский парень сложил голову при штурме неприступной линии Маннергейма в финскую войну в 1939 году. Где–то в заснеженной Финляндии родился финн и ему суждено было убить Фёдора Гусакова и дать тем самым возможность родиться мне, моим детям и внукам.