Эдгар Берроуз - Тарзан Непобедимый

Антонио Мори почесал в затылке.

– Не знаю, – признался он, – но это причинять неприятности Америке.

Высоко на верхушках деревьев их путь пересекла маленькая обезьянка. На секунду Нкима приостановился, наблюдая за ними, затем пустился дальше.

Спустя полчаса лев снова зарычал, и так угрожающе близко и неожиданно раздались внизу в джунглях громовые раскаты, что маленький Нкима едва не свалился с дерева. Испустив вопль ужаса, он взлетел как можно выше и уселся, сердито ругаясь.

Лев, великолепный самец с роскошной гривой, вышел на открытое пространство под деревом, на котором притаился дрожащий Нкима. В очередной раз лев подал могучий голос, и от его оглушительно звонкого рыка-вызова задрожала земля. Нкима глянул вниз и перестал вдруг браниться. Вместо этого он принялся возбужденно подпрыгивать, верещать и гримасничать. Лев Нума посмотрел наверх, и тогда произошло нечто странное. Обезьянка перестала верещать и издала низкий своеобразный крик. Глаза льва, зловеще сверкавшие, приобрели новое, почти нежное выражение. Он выгнул спину и принялся тереться боком о ствол дерева, а из свирепой пасти послышалось тихое мурлыканье. Тогда маленький Нкима поспешно рванулся вниз сквозь листву, совершил последний проворный прыжок и свалился на густую гриву царя зверей.

Наступление нового дня вызвало в лагере заговорщиков и новую деятельность. Бедуины уже не пили свой кофе; карты белых были отложены в сторону, а воины племени галла больше не играли в минкалу.

Зверев сидел за походным столиком, отдавая приказания и одновременно с помощью Зоры и Рагханата Джафара выдавая боеприпасы веренице проходящих мимо них вооруженных людей. Мигель Ромеро и двое других белых следили за распределением груза между носильщиками. Свирепый чернокожий Китембо неустанно сновал среди своих людей, подгоняя припозднившихся с завтрака и сбивая получивших боеприпасы в отряды. И только шейх Абу Батн праздно сидел в компании своих обожженных солнцем воинов. Они, пребывающие всегда в полной боевой готовности, с презрением наблюдали за беспорядочной суетой своих спутников.

– Сколько человек ты выделишь для охраны лагеря? – спросила Зора.

– За главных останетесь вы с товарищем Джафаром, – ответил Зверев. – Твои ребята и десять аскари будут охранять лагерь.

– Вполне достаточно, – сказала девушка. – Мы вне опасности.

– Да, – согласился Зверев, – но только пока. Пока здесь не появится Тарзан. Я все сто раз перепроверил прежде, чем выбрал это место для базового лагеря. У меня есть сведения, что он здесь давно не появлялся, – пустился на дирижабле в какую-то дурацкую экспедицию да и сгинул. Я почти уверен, что он погиб.

Как только последний из чернокожих получил свой боекомплект, Китембо собрал соплеменников в некотором отдалении от остальных участников экспедиции и завел с ними негромкий разговор. Они были из племени базембо, и Китембо, их вождь, говорил с ними на родном наречии.

Китембо ненавидел всех белых. Англичане оккупировали землю, с незапамятных времен бывшую домом для его народа; а поскольку Китембо наследовал титул вождя, но не хотел мириться с господством захватчиков, те сместили его, посадив на трон послушную марионетку.

Для вождя Китембо, дикого, жестокого и коварного, все белые были исчадием ада, но в сотрудничестве со Зверевым он увидел возможность отомстить британцам; поэтому-то он собрал вокруг себя множество соплеменников, примкнувших к экспедиции, которая, по заверению Зверева, должна была навсегда освободить землю от оккупантов и наделить Китембо еще большей властью, нежели та, которой обладали вожди базембо.

И все же Китембо было не легко поддерживать интерес своих людей к данному предприятию. Англичане основательно подорвали его власть и влияние, и теперь воины, некогда раболепствовавшие перед ним, осмеливались в открытую сомневаться в его полномочиях. Люди не роптали, пока все шло своим чередом: короткие переходы, мирные тихие стоянки и обильная пища в обществе чернокожих с западного побережья и членов других племен, бывших менее воинственными, чем базембо, и выполнявших роль носильщиков и слуг; но теперь, когда впереди замаячила реальная опасность, кое-кто решил поинтересоваться, какую выгоду сулит это им, не желая, очевидно, рисковать своей шкурой для удовлетворения амбиций или антипатий как белого Зверева, так и черного Китембо.

И теперь Китембо, стремясь сгладить недовольство, повел разговор со своими воинами, суля им, с одной стороны, наживу, а с другой, – жестокую кару, предлагая тем самым выбирать между послушанием и мятежом.