– Семнадцатый, семнадцатый, на связи шестнадцатый! Отвечайте, когда нужно!
«Семнадцатый» – это был их со Шлангом позывной.
Мне не нужно, – ответил спокойно Федор, – Что вам-то надо?
– Ничего не надо, записывай, идиот. В вашем направлении движется светло-зеленая «Тойота» с номерным знаком «B556 X09».
Как ни старался Федор, ни цифр, ни букв он запомнить не мог.
– Передай номер следующему посту, понял? – кричала рация.
– Понял.
– Повтори номер, козел.
– Чего?
– Ничего.
– Забыл.
– Еще раз…. Понял?
– Понял, – эхом отозвался Арбузов, но проклятые цифры опять испарились из головы. – Машина далеко спрашиваю?
– Проедет мимо вас минуты через три.
Прислонив к дереву послевоенную рацию, Федор отломил от березы ветвистый сук, пошел на дорогу.
Вскоре со стороны Серпухова действительно показалась какая-то зеленая машина. Агент с трудом поднялся по насыпи и березовой палкой, как шлагбаумом перегородил проезжую часть.
Автомобиль завизжал тормозами, остановился. Из салона на Федора, одетого в брезентовые штаны и темно-синий в полоску пиджак поверх грязной майки, глядели четыре пары испуганных глаз.
– Гутен таг! – сказал Федор, вспоминая все, за что еще недавно немка в школе ставила ему двойки. – Аллес гут, олимпиада, – и тут же с выражением прочитал запомнившийся ему новогодний стишок.
Когда закончил, перехватил подмышкой березовую палку, начал записывать на ладони номер машины. Буквы и цифры танцевали как пьяные. Дверь зеленой машины медленно открылась, и из нее вышел высокий поп в рясе.
– Тебе что надобно, отрок? – спросил священнослужитель на хорошем родном языке.
Федор, наконец, понял, что человек на иностранца не похож, что машина вовсе не «Тойота», а родные «Жигули». Поп приближался так решительно, что, казалось, хочет отвесить Арбузову подзатыльник. Вдруг он замер. Со стороны леса к дороге приближался, медленно перебирая негнущимися в коленях ногами, Шланг. За его плечами висела облезлая рация, из которой торчала трехметровая антенна. Шланг что-то бубнил в микрофон, а рация, включенная на полную громкость, издавала все известные и неизвестные народам мира ругательства.
– Отставить! – заорал Шланг. – В случае сопротивления, приказано открывать огонь на поражение!
– Так вы солдаты! – вдруг догадался батюшка, – Милые вы мои, беглых, не иначе, ловите?
– Беглых, – согласился Арбузов, – причем иностранцев.
– Понимаю.
Батюшка оказался бывшим майором-танкистом, которого уволили из армии по состоянию здоровья. Его печень уже не справлялась с алкоголем. Он дал Федору и Шлангу, видя их состояние, совет:
– Утром никогда не опохмеляйтесь водкой, она всегда требует продолжения. От пива сплошная тяжесть и хмарь. А лучше выпейте пузырек валерьянки. Через час будете как огурцы. Я ее всегда с собой вожу, хотя давно уже завязал.
Священник слазил в бардачок, сунул в карман Шланга два пузырька с темно-коричневой жидкостью, перекрестил напарников и «Жигули» помчались к Москве.
Федор вспомнил командира полка, который тогда в бункере тоже что-то кричал прапору из хозвзвода про валерьянку, но его нестройные мысли окончательно разбила рация, которая вновь начала неприлично ругаться.
К вечеру Федор и Шланг почти протрезвели и, заглянув в пустую тетрадку, поняли, что дело пахнет дисциплинарным батальоном. Они бросились к рации, вызвали «Шестнадцатого», и, сказав, что у них садятся батареи, попросили продиктовать все номера проезжавших за день иноземных автомобилей.
– Что, мужики, заквасили? – добродушно откликнулись с переднего поста. – Ладно, записывайте, но завтра наша очередь шары заливать.
Успокоившийся Федор, внес в столбики непривычных иностранных номеров еще несколько, выдуманных им самим – чтобы было больше. Правда, позже он еще раз убедился в верности любимой им поговорки – не надо как лучше, нужно как положено. Словом, в тот день вроде бы все обошлось.
Началось на следующий. Утром, не назначая никаких конспиративных встреч, Пилюгин вызвал Федора в свой штабной кабинет.
– Вот какое дело, – начал он, – по вашим записям получается, что вчера мимо вас в Москву проехало семьдесят восемь иностранных автомобилей. А вот восемнадцатый пост зафиксировал только семьдесят пять. Куда же три машинки-то подевались? Наверху, – особист указал пальцем в портрет Дзержинского, – требуют объяснений.
– Капиталисты, что с них возьмешь, – пожал плечами Федор.
Читать дальше