Елена Асеева - По ту сторону Солнца

– Касторнов, ты, что делаешь в этом коридоре? – теперь раздался женский голос с металлическими нотками внутри, вроде все и вся ненавидящий, и Павка тягостно вздрогнув, пригнул голову.

А Даша вдруг ощутила мощную струю страха сына перед неизбежным, неизменным, очевидно, принятую на его выдохе, и тотчас закричала. Секундой спустя ощутив нестерпимую боль в собственной голове, а потом и во всем теле. Кожа на нем в единый момент покрылась крупными мурашками, больше похожими на щетинки, на лбах старших велесвановцев, и также враз взмокла, словно исторгнув из себя не просто слизь, а потоки воды. Тьма, поглотившая все виденное, и перебравшаяся в сам диэнцефалон, опять же резко вызвала сокращение мышц в конечностях, спине, шее, и мгновенно открывшая глаза Дарья, тягостно застонала.

В первое мгновение ничего пред собой, не увидев, и даже не услышав, однако, четко осознав, как на место исторгнувшейся из нее воды, пришло легкое трепетание самой кожи, точно более не могшей прикрывать себя столь необходимой слизью. Лишь немного погодя над Дашей проступило прикрытое дымкой лицо Прашанта и его чуть приоткрывающийся безгубый рот, что-то шепчущий, указавший ей, что надо открыть верхние пары век. Впрочем, стоило Дарье улучшить видимость, как сразу стало тяжело дышать. Чудилось, в ноздри засунули заслонки, а через рефлекторно открывшийся в помощь рот воздух не захотел поступать. Еще не более десятка секунд и в груди нежданно и слышимо, не просто ощутимо, что-то забурлило, а после весьма четко и достаточно громко с обеих сторон грудной клетки попеременно застучали сразу два (как показалось Даше) сердца, тем самым заколачивая собственным бессистемным биением работу легких.

Слух так и не появлялся, а от нехватки воздуха вновь пропало зрительное восприятие, хотя юный велесвановец знал, что веки его открыты. Перед глазами проступили сначала мелкие, а миг спустя вспухшие голубо-зеленые капли, принявшиеся водить скорый пляс меж собой. Чуть позднее, когда от данного хоровода закружился и сам диэнцефалон Дарьи, будто захваченный в кружение, капли внезапно вспухли, соединились в единое полотно и поглотили понимание происходящего.

Это состояние напряжения правило, вероятно, какое-то время, сменившись на симптомы схожие с пробуждением после глубокого сна, связанного с сильной болезнью. И вылились в мощный озноб, полную (и как оказалось невыносимо болезненную) сухость кожи тела, впрочем, вернув Даше слух и зрение. Посему минуту погодя, она услышала:

– Спокойнее, бурсак, тц… тц, – произнесенное встревоженным голосом Девдаса.

А в следующий момент Дарья увидела и само его овальной формы лицо, повторяющего вид головы, едва озаряемое голубоватым отсветом стен грота, нескрываемо обеспокоенный взгляд бирюзовых радужек и еще сильней растянувшихся овальных черных зрачков. Глянувшее на нее сверху, потому что сама Даша лежала на спине.

– Тц… тц, – сказал он, не столько успокаивая, сколько принуждая. Его чуть вздрагивающие пальцы беспокойно пробежались по краю ноздрей, отчего сухая кожа на них прямо-таки запекла, вызвав повторный стон у Дарьи.

– Что происходит с вами? Вам, что-то приснилось, привиделось? – настойчиво вопросил Девдас, требуя ответа, и ощутив сухость кожи, резко отдернул руку от лица бурсака.

– Кожа печет и болит голова, – со стонами выдохнула Дарья, только когда, начав говорить, ощутив, мощную, нестерпимую боль диэнцефалона. – Так болит мозг, – дополнила она, и мелко-мелко задрожала, будто при высокой температуре.

– Диэнцефалон? – толь, поправляя, толь, переспрашивая, молвил Девдас.

Он сидел подле Дарьи, сложив ноги по-турецки, и когда ее стало трясти, стремительно подхватив тело за плечи, повернул его на левый бок, слегка пригнув голову, и тем в тот же миг, снизив боль в диэнцефалоне до терпимого состояния. Однако опять же разком с понижением головной боли появились резкие, болезненные, сокращения мышц во всем теле. Кажется, не просто натянувшие мышцы, а прямо-таки рывками их дергающие, точно желая разорвать. Боль выплеснулась в Дарью столь мощно, что она громко закричала, начав выгибаться в позвоночнике, откуда рвущееся состояние, распространившись по спине, принялось выворачивать руки и ноги в суставах в разные стороны.

Еще чуть-чуть, и в диэнцефалоне, что-то ощутимо и слышимо щелкнуло, будто переключилось. И тотчас низко нависающее над ней лицо Девдаса, сменилось на тьму, только не плотную, не черную, а схожую с оранжевой туманностью, наполненной скоплениями газов, плазмы, пыли, имеющую форму выпуклого кольца, с сияющим внутри огромным глазом какого-то мощного, величественного создания. Неподвижно замерший глаз с лиловой радужкой и овально-растянутым синим зрачком теперь явственно (хотя и очень медленно) рассеивался в оранжевых парах туманности. Зримо распадаясь на отдельные мельчайшие, пылевидные крупинки, молекулы, частички, смешиваясь с ее оранжевой составляющей создавая новые производные: газы, плазму, пыль.