Александр Мишкин - Anamnesis. Том 2

Данила послушно шагнул ко мне и разулыбался ещё шире:

– Спасибо, док! – и сграбастал меня в объятия.

– Не за что! – сдавленно пискнул я, чувствуя себя кроликом, сдуру попавшим в кольца удава. Мои рёбра начали потрескивать.

– Вот видите, видите, Пал Палыч, какой Данька добрый! – приговаривала счастливая мамаша, бегая вокруг.

Подтверждая заявленный имидж, Данила сдавил меня ещё крепче. Я понял, что моей врачебной карьере приходит конец. Как и жизни.

– Клавдия Петровна, скажите сыну, чтобы меня отпустил! – просипел я в широкую грудь олигофрена, – Помру ведь…

– Ась?! – уточнила фельдшерица.

– П……ц… – грустно констатировал я, поняв, что воздух закончился. И закрыл глаза.

Лодка мягко ткнулась носом в илистый берег небольшого озёрного острова. Терентий Иваныч с кряхтеньем перешагнул через борт и остановился, чувствуя, как кровь неохотно возвращается в затёкшие ноги.

– Дед, ты чего? – Петька приобнял старика за плечи, заглядывая в лицо.

– Да затекло всё. Сейчас, постою минутку – другую – и отпустит.

– Ну, ладно. А я пока пожитки выгружу.

Внук принялся деловито перетаскивать из лодки на берег палатку, удочки и прочий скарб. Наконец, уцепив опустевшую посудину за нос, Петька почти полностью вытащил её на сушу.

– Не унесёт? – больше для порядка осведомился дед.

– Да куда она денется? Не океан, чай, приливов – отливов и прочих цунами не бывает, – усмехнулся парень и, взваливая на плечи палатку и рюкзаки, поинтересовался, – Ну что, дед, оклемался?

– Да вроде.

– Тогда бери удочки и пошли. Сейчас палатку поставим, костерок организуем да ушицы наварим. Что-то я проголодался уже.

– Так немудрено. Мы когда от Кобельков-то отчалили? Часов в пять?

– В пять пятнадцать утра, я запомнил.

– Во-во. С того времени, почитай, и не ели-то. Так только, сухарики да колбаски чуток.

– Ничего, сейчас наверстаем! – бодро заявил Петька и зашагал вверх по склону холма.

Дед, покряхтывая и бормоча что-то себе под нос, побрёл следом.

Через пару минут внук добрался до вершины и скрылся из виду. Терентий Иваныч продолжал старательно карабкаться вверх. Его бормотание сменилось громким сопением: для старика подъём был крутоват.

– Дед! Давай скорее сюда! Тут… – донёсся сверху встревоженный Петькин голос и оборвался на полуслове.

– Чего там у тебя?! – старик обеспокоенно встрепенулся.

Тишина в ответ.

– Петька! Ты чего? Что случилось?! – Терентий Иваныч ускорил шаг.

– Дед, тут человек… – голос внука прозвучал как-то растерянно.

– Уф! – с облегчением выдохнул старик, – Напугал-то как… И чего? Какой человек? Чего ему надо?

– Да ничего не надо. И не ему, а ей! – Петька появился над склоном и протянул деду руку, выдёргивая его на вершину, – Вот, гляди!

В трёх шагах от оторопевшего старика лежала девушка. В безмятежной позе, закинув руки за голову, она напоминала задремавшую под солнцем пляжницу. Сходство особенно подчёркивало то, что одежды на девушке не было. Никакой.

– Она… живая? – шёпотом спросил Петька.

Опомнившись, Терентий Иваныч, пожал плечами:

– Не знаю, – тоже шёпотом ответил он и присмотрелся, – Дышит, вроде.

– Спит? Да что она тут вообще делает-то? И как на остров попала? – продолжал допытываться внук, не отрывая глаз от странной находки.

– Не знаю, говорю! – огрызнулся дед, – И перестань пялиться!

Петька покраснел и отвёл глаза.

Девушка была красива. Какой-то нездешней, непривычной красотой. Ослепительно – белая кожа резко контрастировала с пышными, огненно-рыжими волосами, рассыпавшимися по траве. Тонкое тело с маленькой юной грудью казалось изваянным из мрамора. Будто какой-то сумасшедший скульптор приволок на этот Богом забытый островок мраморную глыбу, высек из неё чудную статую, да так и оставил здесь, неизвестно для кого и зачем…

– Прикрыть бы её надо… Петька, доставай свой спальник, живо! Не дело это – голой перед мужиками лежать, – распорядился дед и склонился над девушкой.

– Живая! Дышит и жилка на шее бьётся! – с заметным облегчением констатировал Терентий Иваныч.

Петька тем временем достал спальный мешок, расстегнул его и, старательно отворачиваясь, укрыл находку. Оценил дело рук своих и тщательно подоткнул края спальника.

– Эй! Барышня! Как тебя… Просыпайся, домой пора! Эй! – Дед потряс девушку за плечо, сначала осторожно, тихо, затем – всё сильнее и сильнее.

Никакой реакции. Красавица и не думала открывать глаза. Она всё так же безмятежно спала, слегка улыбаясь во сне яркими, немного припухшими губами.