Ольга Трушкина - Кукум. Странствия в двух Вселенных

– Можете быть спокойны, дорогой пан Падановский, у нас и не такие исправлялись. Через годик вы ее не узнаете – станет смиренной и послушной, аки агнец божий. Можете навещать ее по воскресеньям…

Так началась новая, страшная жизнь Ядвиги, совеем не похожая на прежнюю – привольную. Первый месяц ее держали в тесной келье на хлебе и воде, так матушка аббатиса пыталась усмирить ее молодую, страстную плоть и сломать твердый, несокрушимый характер.

Девушку стало не узнать, настолько она похудела и побледнела, лишь серые глаза по-прежнему горели буйным, неукротимым огнем.

– Все равно убегу, все равно куда, лишь бы подальше отсюда! – вместо наскучивших псалмов и молитв шептали упрямые губы Ядвиги.

Она была очень сердита на дедушку. Как он мог? Как? Упечь ее сюда, тут же хуже, чем в тюрьме!

Девушка отказывалась от свиданий, и зря. Если бы старый граф увидел печальные перемены произошедшие с внучкой, то любящее сердце деда дрогнуло бы и он забрал бы ее домой, обязательно забрал бы!

Два сильнейших чувства: обида и любовь переполняли ее душу. Обида на дедушку и неугасаемая любовь к Адаму. Это мучительное и горькое чувство продолжало мучить Ядвигу. Прекрасный лекарь Кот снился ей ночами, он ласково разговаривал с ней, в ее видениях, обнимал и нежно целовал в губы. Никакие молитвы так и не избавили упрямую девушку от греховной страсти к женатому мужчине.

После месяца заточения, Ядвиге сделали послабление: разрешили выходить из кельи, принимать участие в общих трапезах с сестрами. А так же ей поручили выполнять обязанности скотницы: ухаживать за тремя коровами и старой кобылой, живущими при монастыре. Эта работа была ей в удовольствие: паненка убирала навоз, кормила и доила коров, но особенно ей нравилось ухаживать за лошадью. Старая серебристо-серая кляча чем-то напоминала ей ее любимого Снежка, по которому девушка особенно тосковала. Выполнив свои обязанности, Ядвига обнимала лошадку за теплую мохнатую шею, закрывала глаза и плакала, вспоминая своего чудесного коня.

– Милый Снежок, как ты там без меня? Скучаешь, наверное? И я по тебе скучаю, очень-очень! Боюсь, что увидимся не скоро. Не хочу возвращаться в усадьбу! Видеть, как счастлив Адам с красавицей-женой, это выше моих сил. И деда, этого предателя! Как он мог так со мной поступить? Да, я ошиблась, нельзя было лезть в петлю, я сейчас понимаю, что это великий, смертный грех! Но теперь я раскаиваюсь, искренне, от всего сердца. В жизни столько всего интересного! Если мне удастся отсюда сбежать, я стану путешествовать, как мой отец. Посмотрю дальние страны, чужие города. Везде ведь люди живут!

Так, обнимая старую кобылу, Ядвига думала о будущем, и оно рисовалось ей уже совсем не мрачными красками. Слезы переставали течь по осунувшемуся, но все еще очень красивому, юному личику и его озаряла легкая улыбка, улыбка надежды.

Так прошли почти восемь месяцев ее монастырской жизни, но девушке они показались вечностью. Минула осень, закончилась зима, пролетела весна и жаркое, красочное лето вступило в свои права.

Монахини теперь ходили в окрестный лес за грибами, ягодами и целебными травами. Аббатиса поначалу боялась отпускать своенравную Ядвигу с другими девушками. Мало ли что придет в голову разбалованной графской внучке? Вдруг вздумает сбежать? Но потом, благодаря жарким мольбам паненки и ее подруг, матушка-настоятельница сжалилась и разрешила юной Падановской ходить в лес с остальными, и не зря! Ядвига всегда умудрялась набирать полные лукошки молодых, отборных грибов или крупной, ароматной и сладкой малины. И ничего удивительного – ведь все свое детство паненка провела, гуляя по лесу с девчонками-холопками, где научилась у них находить самые лучшие дары природы.

В тот судьбоносный для Ядвиги день, она, как обычно, повязав на голову белый платочек и прихватив плетеное лукошко, вместе с другими девушками, отправилась в лес по грибы. Никакое предчувствие не всколыхнуло ее душу, ничто не предвещало того удивительного события, которое должно было произойти.

Девушки, весело болтая, углубились в лес, они громко хохотали, давая выход накопившимся чувствам, которые в монастыре нужно было сдерживать, постоянно сохраняя на лице постную и благочестивую мину.

Так, они отошли довольно далеко от обители. Вдруг чуткие уши Ядвиги различили едва заметный гул. Звук был очень необычным, ни на что не похожим, но он заметно становился все громче, как видно приближался.