Борис Мир - Данэя. Жертвы прогресса

– Дан! – беззвучно шептала она.

– Лейли! – узнал он.

Дан смотрел, будучи не в силах отвести взгляд. До чего прекрасна она: самая красивая женщина на Земле! Ни одна гурия, чья красота – плод изощренной работы селекционера-генетика, не могла соперничать с ней. И у гурии, даже самой красивейшей, не может быть такого взгляда, как у нее – величайшей актрисы.

Не отрывая от него широко открытых глаз, она пошла к лодке, всё глубже, глубже, пока в воде не скрылись плечи – только голова с густыми темными волосами, сколотыми на затылке в большой тяжелый узел, оставалась над водой. Бездонные темные глаза были полны слез.

– Дан! – простонала она, протягивая к нему руки.

Преодолев оцепенение, он прыгнул в воду и, подняв её, понес к берегу. Крепко прижавшись к нему, обняв за шею обеими руками, она замерла, будто боясь, что ей всё только кажется, и сейчас исчезнет.

Он вынес её на берег и опустил на песок. Склонившись перед ним на колени, судорожно рыдая, она стала исступленно целовать его ноги.

– Лейли, сестра, что ты?! – Дан нагнулся к ней. Она подняла голову, и в её он увидел страшно многое: муку и радость, страсть и преданность, робость и нетерпение. Он снова взял её на руки, прижал к себе. И почувствовал, как начинает дрожать, что нетерпение тоже растет в нем. Порыв страсти бросил их на теплый песок, сплел тела.

…Они очнулись от непрерывных позывных.

– Дан, старший брат мой, отзовись! Где ты? Дан!

– Я на острове. Что-нибудь случилось?

– Я испугался: твоя лодка далеко от берега, но тебя в ней нет.

– Я забыл её привязать. Пришли мне большую палатку, одежду и робота с едой. Если хочешь, можешь лететь домой.

– Нет. Половлю утром на зорьке. Ты – не один?

– Нет.

– Сейчас всё пришлю.

Дан протянул Лейли руку. Они вошли в воду и поплыли за лодкой. Когда вернулись, плотик, присланный Лалом, уже покачивался у берега.

Он снова прижал её к себе – мокрую, покорную. Брошенный в контейнер робота огромный лещ уже был очищен и шипел на сковороде. Дан налил в маленькие стаканчики холодную темную водку, настоянную Лалом на травах. Они сидели рядом на разостланной палатке, набросив на себя плащи.

– За нечаянную встречу, Лейли!

– О, Дан! « За тебя: моего бога, счастье и муку! » – про себя произнесла она.

Крепкая ароматная водка обожгла рот, теплом разлилась по начинавшему зябнуть телу. Они стали есть жареную рыбу с румяной корочкой.

– На Земле-2 этого не будет.

– Будет. Когда-нибудь. Там всё будет: кислород, леса, города, люди. Будут трава и цветы, будут животные и птицы, – и рыба будет в воде.

– А театры и студии?

– Конечно. И ты прилетишь и сыграешь в самом первом спектакле.

…Они лежали рядом на спине. Уже совсем стемнело, ярко светила луна, всё больше звезд появлялось на небе.

– Туда? – показала она рукой.

Он не ответил. Ночь окутывала и баюкала их; щелкали соловьи, стрекотали кузнечики.

– Дан, ты не спишь?

– Нет, Лейли.

– Жалко спать.

– Хочешь, я зажгу костер?

– Включи.

– Нет, не имитатор: настоящий. Нам дано специальное разрешение, хотя я не думал им воспользоваться.

– Костер? Огонь – настоящий? Хочу.

Дан набрал сухих веток. Они не знали, как зажечь их, пока он не догадался раскалить от батареи одну из её шпилек. Ветки затрещали, запахло дымом. Это было совершенно необычным: они смотрели на огонь, не отрываясь.

– А он жжет. И дым ест глаза.

– Он греет и светит. Как в древности.

– Лейли!

– Что, хороший мой?

« Ты хочешь и не решаешься спросить: почему не встречал меня ни разу все эти годы – где я была, что делала? Я вижу.

Жила, работала. Много, страшно много. А тебя видела лишь один раз и после этого делала всё, чтобы не встретиться с тобой.

Я ждала тебя обновленным. Ты был для меня героем легенды, которую рассказал и после много раз повторял Лал. Я узнала о твоем возвращении, когда ты выступал по всемирной трансляции в день прихода сообщения Тупака. Я тут же прилетела в Звездоград и вошла в карнавальный павильон. Но ты там смотрел только на похожую на лань рыжеволосую девушку рядом с собой и не видел ничего больше. Я поняла, что опоздала, что не нужна. И сразу же улетела.

Но я не могла не думать о тебе. Думать всегда: во время напряженной работы на репетициях, во время игры на сцене, – и ночью, оставаясь одна. Что это? Наверно, то редкое и прекрасное чувство, о котором Лал не раз говорил мне, которое когда-то называли любовью и скрывают сейчас. Это было страдание, но это же было – и огромное счастье. Было и есть! Оно раскрыло мне глаза на многое, невероятно обострило мое восприятие, углубило чувства и мысли – невообразимо много дало мне как актрисе.