Сергей Серванкос - Необычная фантастика. Повести

– Отлично! Моя ты спасительница, – я просунул голову сквозь решётку и крепко поцеловал её в губы.

Короткая ночь начала таять в тумане разгорающегося утра. Зина скрылась в зарослях.

– Е Бог на свити. Ну, шо? Надо поспаты, завтра будэ жарко, – сказал Сидорчук и полез в свой угол.

– Вы что серьёзно думаете бежать? – пролепетал Вова.

– А ты, что решил остаться. Ты у нас часом не мазохист? – усмехнувшись, сказал я, укладываясь на земляной пол клетки.

– Но ведь это самоубийство! – заскулил кок.

Нас разбудили громкие окрики охранников. Они вошли в клетку и стали нас выталкивать прикладами автоматов. Солнце уже выползло из-за верхушек деревьев и припекало не по-детски. Вытолкав из клетки, нас повели к выходу, тыкая стволами калашей в спину. У входа нас ждали вчерашние покупатели и чернокожий торговец.

Когда мы подошли вплотную, Мекулов вдруг бросился к торговцу и стал захлёбываясь причитать на ломанном английском:

– Они хотят бежать, их ждёт женщина с автоматом! Я не хочу умирать! Спасите!

– Кто хочет бежать? – оттолкнув кока, спросил бандит.

– Они, – показав пальцем в нашу сторону, Вован стал повторять отрепетированный текст, видимо, всю ночь готовил его. – Они хотят бежать, их ждёт женщина с автоматом! Я не хочу умирать! Спасите!

Сидорчук тут же сообразил, что дело – труба и со всей силы огрел кандалами своего конвоира, я бросился на своего, но силы были не равны, да, и наручники мешали двигаться. Через пару минут мы лежали на земле с заломанными за спину руками. Кок указал пальцем, где прячется Зина, три вооружённых пирата побежали в ту сторону. Нас стали избивать, вскоре я потерял сознание.

Тусклый свет в решётчатом окне – первое, что я увидел, когда пришёл в себя. Я лежал на каменном полу в каком-то подвале, руки были в наручниках прицеплены к толстой трубе. Рядом, метрах в двух от меня у стены сидел Сидорчук, тоже прикованный к трубе. У противоположной стены стояла мебель неясного предназначения, из-за слабого света ёё трудно было рассмотреть.

– Шо очухался? – с трудом проговорил он опухшими губами.

– Всё теперь кранты. А ты говоришь: «Есть Бог», – превозмогая боль, прошептал я.

– Выбачайте, помылывся!

– Что?

– Ошибся, кажу.

– Нет его, и не было никогда, – со злостью и безысходностью сказал я.

– Може ты и прав, а може и ни, – прохрипел боцман. – Тильки одне скажу, якшо ни во шо не вириты, то зовсим погано.

– Что толку верь, не верь, все там будем.

– Це ты прав, а можэ и ни.

За дверью послышались шаги и голоса.

Разговор шёл на английском, мы затихли и стали слушать говорящих.

– Бос, что с этими делать?

– На зеркало их, но сначала я развлекусь.

– Всех?

– Да. Девку можете взять себе на ночь, а завтра на зеркало.

– А с тем, кто про побег рассказал?

– Его тоже на зеркало. Он слишком много знает.

Дверь заскрипела и открылась, зажёгся свет. Когда глаза привыкли к свету, я увидел перед собой пожилого мужчину с козлиной бородкой и лысой головой, плюгавенький такой старикашка, вызывающий отвращение всем своим видом. Он подошёл к Сидорчуку, внимательно его осмотрел, потом подошёл ко мне и стал пристально разглядывать.

– Чего уставился? – злобно буркнул я.

– О, русо! Я люблю русо, – потом он повернулся к сопровождавшему его чернокожему парню, ткнул в меня пальцем и сказал по-английски, – Этого.

Чернокожий позвал двух здоровяков из-за двери. Они схватили меня под руки, отцепили от трубы и потащили к стене, где стояла мебель. Это было кресло, как в зубоврачебном кабинете, меня посадили в него и зажали кисти в специальные кандалы на поручнях, а ноги внизу, видимо, такими же кандалами. Рядом с креслом стоял стеклянный шкаф. На его полках лежали хирургические инструменты.

Старикашка подошёл ко мне, надел белый халат, висевший в шкафу, и противно улыбаясь, сказал:

– Ну, что, русо, сейчас я буду показать, что учился у вас в Моску. Я доктор, учился мединститут. Давно, ещё Совьет Юньон был. Русо хорош! Весёлый, пьяный, добрый, пролетарий соденяйся, миру – мир, – он взял бормашинку и стал выбирать какое сверло вставить. – Понимаешь, русо, меня не совсем обучать. Меня просить уехать, мне сказать, что я не доктор, но я сам теперь учиться. Извиняй, водка нет, надо терпеть.

Старикашка засмеялся и включил бормашину.

Зубных врачей я боялся с детства, поэтому увидев смеющееся лицо своего мучителя и представив, что меня ждёт, я невольно подумал: «Господи! Помоги!».