Эмилио Сальгари - Капитан Темпеста (сборник)

– А я до сих пор думал, что вы взялись за оружие против нас только из ненависти к мусульманам.

– Вы ошиблись, Мулей-Эль-Кадель.

– Очень рад этому, синьора… Хорошо, ваше желание будет исполнено. Сейчас неудобно пойти к Мустафе, но завтра днем я обязательно побываю у него и узнаю, где находится Ле-Гюсьер, будьте покойны. Сколько с вами будет спутников? Я приготовлю вам турецкие одежды, чтобы удобнее было вывести вас из Фамагусты. Сколько же нужно? Три?

– Нет, пять, – сказал Перпиньяно. – По соседству с нами скрываются еще двое христиан – венецианских моряков. Они умирают с голода в затхлом погребе. Я обязан им спасением своей жизни, поэтому просил бы взять с собой и этих бедняков. Без нашей помощи они обречены на верную и ужасную смерть.

– Отлично, – проговорил Мулей-Эль-Кадель. – Я хотя и бьюсь против христиан, потому что должен это делать как мусульманин, но я не палач их. Постарайтесь, чтобы эти люди завтра были здесь с вами.

– Благодарю вас, эфенди. Я так и был уверен, что благородство и великодушие Дамасского Льва не уступят его доблести, – сказал венецианец.

Молодой турок вежливо поклонился ему, по-рыцарски поцеловал руку герцогини и, приготовившись уходить, сказал:

– Клянусь Кораном, что сдержу данное вам слово, синьора. Итак, до завтрашнего вечера.

– Благодарю и я вас, Мулей-Эль-Кадель, с дрожью в голосе промолвила герцогиня, видимо, тронутая. – Когда я вернусь на родину, скажу там, что нашла и между мусульманами людей не менее великодушных, чем благородные венецианцы.

– Это будет большой честью для нас, – ответил сын дамасского паши. – Прощайте, синьора, или, вернее, до свидания!

Эль-Кадур выпустил молодого турка вместе с его слугами и собаками, после чего тщательно закрыл выход и возвратился на свое место возле ложа герцогини.

Араб только вздохнул.

– А вы вполне уверены в честности и великодушии Мулей-Эль-Каделя, синьора? – вдруг спросил Перпиньяно.

– Вполне. Разве у вас есть сомнения на этот счет, синьор Перпиньяно?

– Я вообще не доверяю туркам.

– Вообще, это понятно, синьор, но Мулей-Эль-Кадель составляет исключение среди своих единоплеменников… А ты что скажешь, Эль-Кадур? Можно доверять Мулею-Эль-Каделю?

– Он клялся Кораном, – коротко ответил араб.

– В таком случае действительно сомневаться более нечего: сдерживать клятву Кораном или на Коране считает себя даже самый негодный из мусульман, – сказал лейтенант. – Ну, теперь я отправлюсь за своими моряками.

– Дай мне, пожалуйста, свои пистолеты и ятаган, Эль-Кадур, – попросил лейтенант. – Моя сабля не может больше служить мне.

Араб молча отдал ему свое оружие и вдобавок накинул ему на плечи свой бурнус, чтобы молодой венецианец мог сойти за мусульманина.

– Прощайте, синьора, – с низким поклоном проговорил Перпиньяно, обернувшись к герцогине. – Если я не вернусь до утра, то это будет означать, что турки убили и меня.

– Бог даст, вернетесь благополучно, да еще и втроем, – сказала молодая девушка, дружески протягивая ему руку.

Немного спустя лейтенант находился уже вне подземелья. Было немного за полночь. В городе стояла тишина, нарушаемая лишь ожесточенным лаем голодных собак, дравшихся из-за своей ужасной добычи – человеческих трупов.

Лейтенант осторожно свернул в маленький узкий переулок, с обеих сторон окаймленный развалинами старых домов, в которых раньше ютилась беднота. Он прошел было уже до половины этот переулок, когда вдруг перед ним появилась фигура высокого человека, облаченного в красивый и богатый костюм капитана янычар.

– А, синьор Эль-Кадур! – насмешливым голосом произнес это человек на плохом итальянском языке. – Откуда это шествуешь, куда и зачем?.. Вот неожиданная и приятная встреча! Хотя и темно, а мои старые глаза все-таки сразу узнали тебя.

– А кто вы? – спросил Перпиньяно, выхватив из бурнуса ятаган и становясь в оборонительную позу.

– Ха-Ха-Ха!.. Ты что ж это, никак хочешь пырнуть старого знакомого? Еще не отрешился от своей первобытной дикости? – продолжал тот же насмешливый голос.

– Вы, очевидно, принимаете меня за кого-то другого, может быть, за араба, судя по моему бурнусу? – сказал лейтенант. – Но я вовсе не араб, а египтянин.

– Египтянин? Гм! Значит, и вы, синьор Перпиньяно, отреклись от веры своих отцов ради сохранения шкуры?.. Это очень приятно для меня. Теперь христиане уж хоть не одного меня будут ругать ренегатом… Вообще я очень доволен этой встречей… Сначала я действительно принял было вас за Эль-Кадура, но ваш голос и язык сразу выдали вас… Не желаете ли возобновить нашу игру в «зара»? Я бы не прочь, только, конечно не здесь.