Анна Артюшкевич - Уровень ZERO. Монстр из Синего Камня

Таксист с сомнением покачал головой: – Хотите, – верьте, хотите, – нет, но мужчина в тойоте специально уводил джип от нас.

– Значит, это у вас проблемы, – сообразила я. – И нечего их на меня спихивать!

Водитель искоса глянул на меня, но промолчал. А я снова уставилась в окно. Неясные очертания мощных плеч и лицо мужчины в автомобиле показались смутно знакомыми. А главное – поворот головы! Я стала лихорадочно перебирать варианты, но размытые контуры незнакомца не монтировались с какими-либо событиями, обстановкой или далеким прошлым. Парень просто вынырнул в машине ниоткуда и начал таращиться в упор сквозь забрызганные дождем стекла. Из-за этих дождевых потеков я его толком разглядеть не сумела! У меня зубы заныли от раздражения, и вдруг, как на старой фотографии, в памяти стал проявляться дом, сумрачный проем арки, и крепкая фигура в светлой куртке, облокотившаяся о стену.

Мне стало нехорошо. Выходит, он действительно следит за мной? Но зачем?! И кто в черном джипе? Неужели соперник? Мысль показалась приятной, но нереальной. Не потому что я не нравилась противоположному полу, – просто носиться по городу с неясной для дамы сердца целью – верх идиотизма! Дама в таких условиях чувствует себя полной дурой, и, конечно же, победитель остается без награды.

– Опять! – вскрикнул таксист. Я вздрогнула и посмотрела в окошко. По встречной полосе машины неслись обратно. Но теперь ситуация поменялась: впереди резво мчался рено, за ним – джип, а замыкал кортеж замызганный сивый опель.

– Психи! – авторитетно заявила я. Водитель неопределенно дернул плечом, но ничего не сказал. Мне показалось, что он остался при своем мнении.

Я опустила стекло и глянула вверх. Пенящиеся облака наплывали друг на друга, орошая слабым дождиком чисто вымытые тротуары. В темных блестящих витринах дрожало небо, на его фоне мелькали прохожие, и манекены смотрели сквозь них, бесстрастно храня тайну изломанных и перевернутых плоскостей. Я представила, что это стражи пересекающихся миров, тени которых возникают и тают в огромных, до земли, стеклах. И никто не догадывается об этом, кроме меня.

Машина свернула на тихую улицу, стекающую к шумному перекрестку, развернулась и затормозила возле девятиэтажного дома. Я рассчиталась с водителем и приоткрыла дверцу, чтобы определить, вымокну или нет? Ветер добродушно хлопал крыльями по зонтам, пытаясь заглянуть в лица людей, но те хмурились и отгораживались ими, словно цветными шелковыми щитами. Тогда он взмывал в небо, задевая ветви застывших в трансе деревьев, и растворялся среди капель и облаков. Очнувшись, каштаны встряхивались, как собаки, разбрызгивая скопившийся в листьях дождь, и снова застывали в сомнамбулическом сне.

Утро плыло в пространстве, заполняя собою мельчайшие щели. И несло ароматы кофе, мокрых цветов и наступающего дня. Мне нужно было многое успеть, и я не стала раскрывать зонтик.

Темный вестибюль пах старым деревом и шоколадом, который постоянно жевали обитатели разных контор, приткнувшихся под гостеприимной крышей. Он продавался в киоске на первом этаже, и был величайшим благом, поскольку ленивый народ, ссылаясь на занятость, предпочитал не высовываться в непогоду за пределы, отведенные служебным долгом.

Поколебавшись, я купила шоколадную плитку и двинулась к лифту. Мне всегда казалось, что я обитаю внутри тонкого шара, о чем не догадывались даже близкие люди. Они тоже жили в шарах разных оттенков, и тоже не догадывались об этом! Я знала, что мы видим мир иначе, чем остальные, потому что свет, преломляясь сквозь хрустальные грани, позволяет рассмотреть его самые крошечные крупицы. Остальные же предпочитали полупрозрачные кубы из материала, похожего на пластик. Там было практично, уютно и просто: плоские грани притирались друг к другу, и получалась пирамида вроде панельного дома. Его обитатели гармонично сливались в один организм с одним восприятием, одним желанием и одинаковым углом обзора.

А хрустальные сферы парили, ударяясь с сухим шорохом о пластмассу, и издавали тонкий и мелодичный, долго не затихающий звон, касаясь друг друга. Люди в кубах, слыша эти звуки, тревожились и терялись. И мы, чтобы не беспокоить их, усилием воли и фантазии бережно помещали свои сферы в выдуманные пластиковые коробки. И никому не рассказывали об этом.

Друзья считали мои фантазии блажью, но незаметно втянулись в игру. А спустя время с изумлением обнаружили, что начинают воспринимать многие фрагменты мира такими, какими описываю их я. Не знаю, хорошо это было, или наоборот, потому что жить между двумя проекциями было непросто, по крайней мере, к этому следовало привыкнуть. Мне это удавалось. И сейчас, выйдя из лифта, я представила, что накрываю пространство из света и хрустальных капель вокруг себя тонкой матовою коробкой, вздохнула и двинулась в сторону обители шефа, откуда традиционно начиналось мое служение долгу. По крайней мере, в понедельник. А по дороге думала: может, и правда все это блажь – с шарами, кубами? Так, легкий отблеск давней мечты, солнечный зайчик, пойманный в сеть детской памяти… Нужно, пожалуй, для душевного равновесия завести новый роман, – земной и надежный! Это должно быть непременным условием: чтобы совсем-совсем земной… Но я знала: такое не для меня, потому что в земной любви нет чуда, а когда нет чуда, придумываешь хрустальную сферу, чтобы его увидеть…