Анна Артюшкевич - Уровень ZERO. Монстр из Синего Камня

Мы с Жуковым переглянулись: судьба, похоже, и впрямь давала Шантеру возможность стать автором захватывающего сериала. Его затейливая фантазия и неразборчивость в средствах гарантировали неослабевающее внимание читателей к изданию в течение долгого времени.

– Кстати, а что с твоим другом Спиридоном? – поинтересовался Жуков.

– Спиридон полностью преобразился, – обрадовался Ромка. – Он сейчас подключается к космосу, фильтрует информацию о будущем через подсознание, и предвидит ближайшие события.

Мы с Борькой разинули рты. Что-то подобное Шантер вещал вечером по телефону, но такого крутого поворота никто не ожидал.

– Белая горячка? – с надеждой спросил Жуков, пытаясь все поставить на свои места.

– Какая горячка?! – заорал Шантер, задохнувшись от возмущения. – Он сейчас вообще не пьет!

– А что он фильтрует? – обалдело переспросила я.

– Информацию космическую, – пытался втолковать Ромка. – Спиридон увидел синего монстра у Синего Камня, и в голове у него будто что-то щелкнуло: он понял, что алкоголь – зло. Сознание у Спиридона приобрело необычную четкость и силу и слилось с подсознанием.

– Все ясно, – поставил диагноз Жуков, – шизофрения на почве хронического алкоголизма. И, по-моему, это заразно.

Я с опаской покосилась в сторону Шантера и демонстративно отодвинулась. Вид у него действительно был безумный: запустив руки в шевелюру и стеная от бессилия, Ромка что-то бормотал с интонациями Юлия Цезаря, преданного соратниками.

– Ну, что ты стонешь? – охладил его эмоции Жуков. – Придумал идиотскую историю с монстром, и, мало того, что деревенских алкашей в ступор вогнал, так еще и сам в нее поверил!

– Но какова сила искусства! – восхитилась я.

Шантер испепелил нас взглядом.

– Однако, господа, – призвал коллектив к порядку Жуков, взглянув на часы, – пора бы и поработать слегка. Что мы имеем?

А имели мы Ромкин репортаж с места событий, и мою информацию об исчезновении Алексея, которую следовало задрапировать в почти невесомый флер таинственности. Правда, Дирижабль просил без его визы материал о художнике не публиковать, но сотовый шефа был заблокирован, и поэтому я с чистой совестью окунулась в муки творчества, тем более, что ничего другого, кроме истории Алексея и рассуждений о Джеке Потрошителе, предложить не могла. Потрошителем же перекрыть отведенную в журнале площадь было нереально. Шантер приткнулся тут же. Пыхтя и прихлебывая кофе, он ваял на Борькином компьютере. А Борька отправился к Лавриновичу уточнять, есть ли еще «дырки» в номере, которые следует срочно заполнить, а заодно испросить разрешения на публикацию информации о загадочном исчезновении Алексея. В конце концов, именно Лавринович обязан принимать подобные решения, когда Дирижабля нет на службе. После творческого процесса мы решили не разбегаться и продолжить обсуждение текущих событий.

Жуков вернулся минут через десять. Вид у классика отечественной журналистики был озадаченный.

– Зинаида, – сказал он, – тебя Лавринович зовет.

– По какому поводу? – удивилась я. Ехидный и амбициозный заместитель Дирижабля старался общаться со мною пореже, поскольку не любил, когда его ставили на место.

– Сказал, что ему твоя помощь нужна.

Я удивилась еще больше и пошла на зов.

Стоя возле окна, Лавринович изучал какую-то бумагу. Он был непривычно сосредоточен и напоминал Ленина в Смольном за чтением телефонограммы об очередной вылазке контрреволюции.

– Зинаида, – задумчиво произнес он, – вы что-нибудь знаете об НЛП?

– Нейролингвистическом программировании? – уточнила я.

– Ну, да, – нетерпеливо подтвердил Лавринович. – Помнится, вы материал на эту тему делали.

– Делала, – согласилась я, – но о самом механизме знаю в самых общих чертах, на уровне дилетанта. Более глубоко не изучала, надобности не было.

– Так взгляните с позиции дилетанта на данный текст и скажите, присутствуют здесь элементы психологического кодирования или нет?

Я взяла бумагу. В ней речь шла о достоинствах каких-то немыслимых тренажеров, крема для массажа и спортивной одежды. Реклама как реклама. Но реакция Лавриновича на нее была столь необычной, что я пригляделась внимательнее. Да, в построении фраз и выборе звуков прослеживалась определенная система. Но семантическое кодирование в

рекламе – дело обычное. Цель ее – оказывать психологическое воздействие на потребителя. Об этом я и сказала Лавриновичу.