Владимир Козлов - Воровской орден – 2. Звездопад Марты

– Ты Морис Глеба Афанасьевича знаешь меньше чем я, – выслушав мужа, сказала Анна. – У меня на диктофоне записаны все его откровения. Я бы гордилась, если бы мой муж был сыном такого мужественного человека, как Глеб Афанасьевич. Но, к сожалению, ты не его сын! А то, что ты не подвержен к алкоголизму, то поклонись своей маме за это. Это она тебя наградила своими поразительными генами. А ужас в глазах и слёзы от укуса пчелы ты унаследовал ото Льва Григорьевича. В тебе нет, ничего от Глеба Афанасьевича. Он обладает баритоном, а ты альтом, – этот мужчина, может и не апостол, но генеральская форма ему идёт.

– Может быть? – бросил Морис, – но я его ни разу не видал в ней.

– А я видела и даже сопровождала его, в обитель Горьковского кремля. Мы в то время ещё в Риге жили. Ты тогда не смог поехать со мной в Горький. Мы с Августом и Сабриной отдыхали там всё лето. Он меня лично попросил быть его референтом и сделать вылазку к первому секретарю обкома партии. Это была авантюра чистейшей воды. Но она меня так захлестнула и я была очень рада, что принимала участие в ней. Он заказал не такси, а частника с новой Волгой. Мы въехали без препятствий на территорию кремля. Ему все отдавали честь. Прихрамывающий генерал со звездой героя Советского Союза, обладающий волшебным голосом и молодая референт впечатляла попадающую на пути милицию. Они, к моему удивлению, даже ни разу документы его не проверили. Мы с ним поднялись по ковровым дорожкам на второй этаж в приёмную, но, к сожалению первого секретаря не было. Как сейчас, помню, фамилия второго секретаря была Стельмах. Этот Стельмах с одутловатыми щеками и очками в золотой оправе, был немного напуган. Впечатление у меня тогда создалось такое, что не он нас великодушно принимал. А на самом деле мы нанесли угрожающий официальный визит в коммунистическую цитадель.

Глеб Афанасьевич, представился генералом Березиным, и бросил ему чёрную папку на стол.

«Что это такое?» – спросил Стельмах.

«Это сплошная грязь на Советского разведчика, который за свои подвиги неоднократно отмечен правительственными наградами. И состряпана эта грязь нечестным милиционером. Я в вашем городе проездом оказался, поэтому прошу, чтобы этого негодяя, – хозяина папки, немедленно уволили из органов за подтасовку фактов».

Тон у Глеба Афанасьевича был металлический и грозный. Ни одна нервная струна не лопнула, когда он разговаривал со Стельмахом. Зато у второго секретаря потёк пот по щекам. А через два дня какого – то Иванова – Фаню уволили из милиции.

– Так ты участницей была мошеннических действий, прикрываясь с дядей Глебом фамилией моего родного деда? – шутливо погрозил ей пальцем Морис.

– Не совсем так, – сказала Анна, – я помогла Глебу Афанасьевичу избавиться от человека, который мешал ему жить. И всего-то! И скажу тебе больше, что твоя мама знала о нашем походе. И готова была при провале нашего визита подключить своего важного родственника, – деда Вадима Важенина. Но это не понадобилось. Колоритная фигура и властный голос Глеба Афанасьевича сделали такой штопор, что Стельмаху переодетый в хромого генерала дядя будет являться долго в своих снах. Такие вещи не забываются! Одно мне жалко, что Пифагор, который мне подарил дядя Глеб, оказался подделкой. А так бы мы с тобой могли за него хорошие деньги взять. Он изготовлен из дерева и покрашен финской металлической краской, а не оригинал, – вырезанный из кости кашалота. Но известный коллекционер Гюнтер Фойт знает, что это подделка и всё равно готов за него выложить крупную сумму в долларах.

– Странно, – прикрыл глаза Морис, – дед мой подделок не держал в доме и мне кажется Пифагор у нас именно тот, который я взял у деда?

– Нет, мой дорогой, – возразила Анна, – философ этот не тот и в следующую поездку в Россию я с дядей Глебом обязательно поговорю на эту тему.

Ольга пришла на следующий день, как и обещала, предварительно известив Марту по телефону о своём визите. Всё в тех же галифе из крокодиловой кожи, заправленные в сапожки, в полумягком бирюзового цвета джемпере из-под которого выглядывал воротник красной блузки, она смело проследовала в зал. Они обнялись как закадычные подруги и сели за журнальный расписанный под хохлому столик, где стояла бутылка Краснодарского вина, фрукты и заливное из телячьего языка.

Марта неприхотливо вела с ней разговор, словно водя её по лабиринту, где выхода от сексуальных утех нет. Основной акцент она, конечно, ставила на обязательном зачатии.