Олег Ярков - Справа от Европы

В дверь купе постучали, и вошла Верка Сердючка, правда без звезды на голове, зато с чаем. Для приличия подождав возможного заказа, так же, молча, удалилась. Как-то не хотелось думать об этой проводнице и её сценическом воплощении. Мне в голову вообще не приходили мысли. Было ощущение стояния на пороге между двумя мирами. Вроде, я это всё уже знал, но, как-то, не с той стороны. Даже страшновато было вдумываться в эти простые, но, совершенно меняющие отношение к себе, правила. Но, если допустить, что всё сказанное Андреем, правда? Только допустить? Получается, что жизнь совсем другая, чем та, которая на тебя обрушивается камнепадом как раз тогда, когда ты уже уверен в абсолютном знании предыдущей, искусственной жизни. И почему на меня эти новые откровения ссыпаются сразу и в таком количестве? Помедленнее нельзя? Как в школе, например. Сперва рисуем палочки, потом учим пестики и тычинки, а потом уже теорию электролитической диссоциации? Ведь я могу или возомнить себя носителем каких-то знаний, или попросту тронуться рассудком? А чего стоит осознание того, что предыдущее планирование секунды быстротекущей жизни в постоянном слаломе между законами, условностями и наказанием, оказалось плевком против ветра? Получается, что так. Толпа сводит тебя с ума, кто-то искусственно лезет в твою жизнь с ненужными тебе коррекциями. И, при этом, тебя постоянно разрывают общественные разглагольствования об ужасном прошлом и потрясающем будущем. Боже, как же меня раздражает этот звон ложки о стакан! Кто так старательно испытывает мои нервы? Я оторвал взгляд от повечеревшего пространства за окном и увидел пустое купе. Андрей ушел, и я был в одиночестве. Это я сам пробовал стакан на крепость, вращая ложкой в стакане. От этого вращения получалась красивая воронка, от самого дна до верха. Интересно, а где же я могу находиться, – на дне стакана, откуда водоворот вырвет меня и поднимет наверх, или на краю воронки, которая втянет меня в свой безразличный ко всему омут и утащит на дно? Я был в пограничном состоянии нестабильного стояния. Или наверх, к свету, или в омут на самое дно. Хотя, и на свет надежды мало. Это сияние в конце тоннеля может оказаться огнями приближающейся электрички. Всё зависит от того, кто пользуется этой вещью, которая предлагается как свет. А сколько дней, озарённых чьим-то фальшивым светом пролетело бесследно? Ковыряние в прошлом, навязывание тебе чьего-то взгляда на им же перевранную историю, пустозвучные разглагольствования о каких-то не логичных, но, почему-то, судьбоносных событиях – вот что сжирает секунды этой жизни. Тотальная политизация бездарными болтунами, избранными закрытым списком, действительно делает жизнь обычной чередой понедельников. Незаметно пролетят несколько Новых годов и, однажды утром, увидишь мужика в балахоне. А это не мужик, а святой Пётр. А вдруг мне не понраву то, что я вижу? А вот это уже инакомыслие, которое расценивается как кощунство над святыней народа. Но, ведь как-то жил народ без этой самопровозглашённой святыни? Жил, но не правильно. А правильно – со статьёй УК. Чего ковыряться в прошлом, если изменить его нельзя? Надо, чтобы помнили. Помним, правда, помним. Но, по четыре дня в неделю напоминать, чтобы помнили – это мания. Народ может выжить сегодняшним хлебом, а не вчерашним тортом. Зачем, интересно, проходят дни в скорби по прошлой, тяжкой жизни с бывшими друзьями, и в радости, от будущей сладкой судьбы, с прошлыми врагами? Чтобы не смотрели в сегодня. Значит, есть необходимость в этой дымовой завесе.

– Да. Открыто.

– Здравствуйте. Украинская митница. Ваши документы, будь ласка.

Говоривший таким тщательным суржиком был таможенным офицером. Он сел на свободную постель, перелистал паспорт и оглядел купе. Я попытался проследить за его взглядом и, краем глаза успел заметить, выглядывающее в дверном проёме монументальное бедро госпожи Сердюк. Видимо, постукивает таможенникам в обмен на свободный провоз контрабанды. Тут такой повод – один с двумя билетами в купе СВ. Не очень дёшево. И подозрительно.

– А почему вы едите один с двумя билетами?

Надо же так попасть! Может, действуют Андреевы подсказки? Но, отвечать я не стал из вредности. Взял стакан с остывшим чаем и сделал глоток.

Таможенник, уже положивший мой паспорт на столик, снова взял его в руки и, постучал им.

– Я к вам звертаюсь.

– Я вас слушаю.

– Почему вы один в купе с двумя билетами?

– Назовите номер статьи уголовного кодекса, запрещающей мне осуществлять поездку таким образом?