Но Рожера опередил простой воин Лупин, поразивший Бенарвета ударом своего копья.
Эмир, видя что нормандцы одолевают, что уже почти весь его корабль захвачен ими, попытался перепрыгнуть на борт соседней галеры, но тяжело раненный, старый и грузный, он сорвался в воду и утонул под тяжестью своих доспехов.
– Ты наказан по Божьему суду, достойной карой, за то оскорбление, которое нанёс Богу! – кричал Рожер, глядя на сомкнувшиеся над головой Бенарвета морские волны.
После гибели эмира арабский флот охватила растерянность. Те корабли, что ещё не были захвачены нормандцами, попытались укрыться в гавани, повсюду обстреливаемые и настигаемые.
Жордан, кусая губы, стоял на высоком мысу, глядя на разгром и бегство мусульманского флота. На панику и отчаяние, поднявшуюся в самом городе.
«Ах! Если бы отец, не запретил мне действовать самостоятельно! Если бы он разрешил мне атаковать! Ведь сейчас, самое время ударить по ним отсюда, с суши, и Сиракузы будут наши!».
Но напуганный, прошлым, неудавшимся мятежом, Жордан не рискнул ослушаться отцовой воли, и простоял в бездействии, упустив удачный момент для захвата города.
Началась осада Сиракуз.
– Измена, Боэмунд! Измена!
Амико Джовинаццо, слетел с седла почти загнанного коня, во дворе небольшого замка в окрестностях Таранто.
Запальчивый, усталый, потный, грязный и гневный, он подскочил к Боэмунду.
– Византийцы захватили Диррахий!
Когда Алексей Комнин, узнал о неожиданной смерти Роберта Гвискара, он воспрянул духом, ощутив, какая огромная тяжесть свалилась с его плеч! И он сразу же направился против тех, кто ещё удерживал в своих руках Диррахий.
– Император заслал в город своих лазутчиков и агентов, не скупясь на обещания и подарки! И греки, венецианцы, да и многие из наших, возлагая надежды на щедрое вознаграждение, подняли в городе мятеж, перебив тех, кто противился этому. Но Фортимунд из Розаны, а с ним около сорока рыцарей, предпочли смерть, позорной сдаче в плен! Они укрылись в цитадели. Они отвергли все щедрые посулы имперцев, заманивающих их золотом. Отказались они, и перейти на службу к Византии. Они ждали, до последнего ждали, помощи от герцога Апулии! Но её не было! Цитадель пала, и их всех, всех, кто остался в живых, повесились на стенах крепости! Всех! Повесили! А первым, храброго Фортимунда из Розаны! Это измена, Боэмунд. Измена! И повинен в ней, Рожер Борса!
Глаза Боэмунда гневно сузились. Ведь ему отец доверил земли на Балканах и в Иллирии, и вот теперь, они все потеряны.
– Ещё ничего не окончено! Я ещё вернусь, и схвачу Комнина за яйца!
– Если они у него есть, – тихо так сказал, Гумфрид де Монтегю.
– Есть! Я сражался с ним, мы все, сражались с ним, и все мы знаем, что он хороший воин и достойный противник!
– Он, враг! Жестокий, подлый, расчётливый и хитрый! К тому же, осторожный, – вставил своё слово Бьёрн де Бриан. – Там, где не удаётся добиться успеха силой или воинским уменьем, он прибегает к подкупу, маня серебром и золотом.
Но рано было думать о новой войне с Византией. Сперва, надо было упрочнить своё положение здесь, в Южной Италии.
В последние месяцы Боэмунд стал ко всем подозрительным, скрытным, злым и враждебным, не подпуская к себе никого близко, если рядом не было Бьёрна де Бриана. Лишь ему он доверял и полагался на него. Дошло до того, что часто меняя дома, где останавливался, Боэмунд спал не раздеваясь, не снимая кольчуги, не выпуская из рук обнажённого меча. А рядом, на полу у кровати, так же во всеоружии, должен был постоянно бдить Бьёрн. Он не принимал пищу и не пил ничего, в местах где они останавливались, предпочитая покупать съестные припасы в дороге у поселян. Боэмунд издёргался сам, и издёргал этим всех своих окружающих.
Торопясь, уже в сентябре 1085 года, Рожер Борса и Сишельгаита, собрали в Салерно графов и баронов Апулии и Калабрии, где те принесли присягу на верность новому герцогу. Вернее, подтвердили данную ранее, ещё в 1073 году присягу, которую они давали во время «опасной болезни» Роберта Гвискара.
Но принесли её не все. К Боэмунду, во главе своих рыцарей, прибыл всегда недовольный, всегда готовый восстать Готфрид де Конверсано.
– Я иду за тобой, Боэмунд! – просто сказал он, и Боэмунд осторожно приблизился и пожал своему двоюродному брату руку.
С Амико Джовинаццо пришли остатки армии из Греции, те, кому посчастливилось уцелеть.
К неудовольствию Сишельгаиты и Рожера Борсы, но под давлением баронов, был выпущен на свободу из долгого и мрачного заточения Герман Отвиль [4] Сын Хэмфри Отвиля, двоюродный брат Боэмунда.
. После долгих лет проведённых в темнице, он, тихий и усмирённый, всё-таки не пожелал спокойно сидеть в своих Каннах, и присоединился к Боэмунду.
Читать дальше