Антон Панфёров - Сунгирь. Тайна древней стоянки

Вдруг запищал домофон, дверь открылась, и показались две знакомые фигуры: Руслан и Бугай, с большими спортивными сумками наперевес, быстро пересекли двор и направились к машине. Пиликнула сигнализация, послышались звуки закрывающихся дверей и заводимого мотора, и через несколько секунд серый «Форд-Фокус» покинул двор и исчез из поля зрения.

Седая старина древнего Владимира постепенно освобождалась от утреннего тумана, открывая прелести архитектурного ансамбля. Восходящее солнце переливами играло на золотых куполах многочисленных храмов, радующих глаз красотой и величием. Булыжные мостовые и тротуары еще не высохли после прошедшего ночью ливня. Налетевший легкий ветерок сбрасывал с листьев деревьев оставшиеся дождевые капли. Нарушая тишину субботнего утра, от Соборной площади тронулась в путь открытая расписная повозка, запряженная тройкой лошадей. Стройные звуки – цокот копыт по мостовой и звон колокольчиков – будили округу. Город постепенно просыпался и готовился принимать очередных экскурсантов.

В излюбленных местах гуляний стали появляться группы людей, радующихся утренней прохладе, пришедшей с атлантическим циклоном. На венчающей холм смотровой площадке на Пушкинском бульваре собралось уже достаточно народу, в основном туристов, прибывших во Владимир из других городов и стран. Их взорам открывалась великолепная панорама. Отсюда хорошо просматривались склоны Патриаршего сада, музейный комплекс, Успенский собор и другие достопримечательности. А внизу, у подножия холма, извивалась змейкой Клязьма. Бывшая когда-то судоходной, река давно поросла камышом и напоминала скорее широкий ручей, особенно если смотреть сверху. На противоположном берегу, как на ладони, сквозь зелень садов проглядывали покосившиеся от времени крыши одноэтажных домиков. За ними тянулись бескрайние луга, уходящие за горизонт. Вдалеке маячили силуэты пасущихся коров и коз, которых по старинке все еще держали сельчане.

Аккуратно подстриженные газоны и кусты источали запахи свежей зелени, освобожденной от пыли и хорошо промытой ночным дождем. Над зелеными насаждениями потрудились искусные руки ландшафтных дизайнеров, превратив их в зверей или сказочных героев. Среди них можно было различить и гномика, везущего деревянную повозку, и матадора, дразнящего разъяренного быка, и представителей тропической фауны – слонов, жирафов, носорогов. Многочисленные клумбы завораживали красотой и разнообразием цветов. Над ними, порхая крыльями, кружились разноцветные бабочки.

Туристы из-за рубежа, высыпавшие из своих экскурсионных автобусов на центральную площадь, начали фотографироваться на фоне достопримечательностей. Как обычно, среди них было немало гостей из восточноазиатских стран – японцев, китайцев, корейцев. Присутствовали и немецкие пенсионеры. Слушая гида, они восхищенно разглядывали Золотые ворота – выдающийся памятник средневекового зодчества. Иностранная речь звучала повсюду.

Ровно в 10.00 на одной из улиц показалась примечательная фигура мужчины в плаще кремового цвета и светлой шляпе, с большим черным зонтом-тростью в руках, который служил ему опорой. На вид этому слегка полноватому человеку было 65–70 лет. Окладистая седая бородка, очки, элегантная одежда, походка – все указывало на его принадлежность к интеллигенции. Он не оглядывался по сторонам и не щелкал фотоаппаратом, а вел себя как коренной житель, знающий здесь все наизусть.

Перейдя Большую Московскую улицу, мужчина не спеша прошелся по Соборной площади и, бросив взгляд на монумент, воздвигнутый в честь 850-летия города, свернул в парк. Тенистые липовые аллеи являлись излюбленным местом прогулок молодых и пожилых – всех, кто любит побродить компанией или в одиночестве и поразмышлять о жизни. Расположившись на одной из лавочек, тянувшихся вдоль центральной аллеи, он извлек из внутреннего кармана несколько раз сложенную бумагу, развернул ее и принялся изучать, изредка поглядывая на прохожих.

Метрах в пятидесяти от него, тоже на лавочке, расположились двое стариков с шахматной доской. Раскрыв ее и высыпав фигуры, они медленно начали их расставлять.

– А я смотрю, профессор-то своей традиции не изменяет: гуляет каждый день по одному и тому же маршруту, и даже на одну и ту же лавочку садится, – сказал худощавый мужчина в поношенном коричневом костюме. Его кепка полностью закрывала лоб, и чтобы что-то разглядеть, он вынужден был запрокидывать голову назад и вытягивать вперед подбородок. Его партнер по шахматам – не кто иной, как московский антиквар Геннадий Петрович Свиридов, – повернулся в сторону лавочки, где сидел профессор: