Владимир Боровлёв - Одинокий волк. Бег в неизвестность

К вечеру я возвращаюсь домой, где с нетерпением ждет Дороти и явно не похвалить меня за послушание. Я вспомнил, что мне было велено сидеть дома и ещё что-то, но я-то рассчитывал вернуться к обеду, но запамятовал, теперь придётся расплачиваться за короткую память.

– Дороти прости меня, – делаю я первые попытки вымолить прощения, но вглубь комнаты пока не решаюсь пройти, оставляя шанс на отступления, может после она немного остынет.

Сестра, молча, стоит и ждет, что я произнесу дальше или пройду в комнату. Если она просто пошевелится, то я вылечу из дома как пуля, а на просторах улицы тягаться со мной в беге, просто не реально.

– Дороти я просто вышел погулять, пока тебя не было. Потом мы увлеклись, и я потерял счёт времени. Но я обещаю, что в следующий раз, это не повторится.

Но мои слова разбиваются о неприступный камень, который замер на её лице. Дороти стоит и продолжает слушать, возможно, мои оправдания не кажутся ей убедительными и она ждёт истины.

– Я, правда, больше не буду. Я даже умылся как ты и сказала, – врать я не умею, но всё же попытался. – Мы с ребятами посидели на бугре, и я пошёл домой.

– И пока вы сидели, вас замело, и поэтому ты опять грязный. Вик сколько это будет продолжаться? – задаёт она вопрос, который мне самому кажется интересным, но ответа я на него не знаю.

Я осматриваю свою одежду, при этом теряя бдительность и за это плачу свободой. Дороти хватает этой доли секунды, и она уже держит меня за плечо притом за то, которое я ушиб. Она улыбается мне, как кошка улыбается мышке, которую крепко держит в своих коготках.

– Может не надо, – без особой надежды попросил я.

– Деревцо жалко? – интересуется Дороти.

Я киваю в ответ и ощущаю её руку на груди. Она бережно снимает ремень, к которому пристёгнуты ножны и я ощущаю какой он широкий. Я сам того не догадываясь носил оружия наказания, так сказать всё рядом и жертва и ремень при нём.

Я сглотнул, прикидывая, что если точно ложить, то ремень как раз сможет лечь три раза, превращая мой зад из цвета розового, в цвет ярко красный с лёгким синим отливом.

Сестра сильнее нажала на плечо, видно желая меня развернуть тем место, то я в свою очередь не произвольно взвизгнул, от резкой боли в плече. Дороти озадаченно посмотрела на меня и попросила снять рубашку. Она легко пощупала плечо, которое немного припухло.

– Что это? – задала она не совсем уместный вопрос, но пока она не дождавшись, меня раздевала, я успел прокрутить все варианты ответа, заведомо предугадав вопрос.

– Упал, – это единственный, по моему мнению, самый безобидный ответ.

– Где?

Ну, мало ли где может упасть ребёнок.

– Там, – я произвольно махнул в сторону двери, что могло означать от порожек дома, до близ лежащей планеты.

Но видно не мой безобидный вид и тем более ответы не произвели на Дороти никаких впечатлений.

– С кем ты дрался?

– Почему именно дрался?

– У тебя на рубашке капельки крови.

Вот такого промаха я не ожидал, видно я испачкался, кровью Кайла, когда лупил его.

– Тебе повторить вопрос? – произнесла он, видя, что я молчу.

– С Кайлом, но он начал первым, он не хотел мне отдавать нож, а я…

Мысленно, я уже размечал второй слой. Если горизонтально это три ряда, то вертикально, четыре раза поместится ремень на моей попе и уже цвет станет тёмно синий, и это если никто не узнает, что я вынимал нож и угрожал человеку, в том случае цвет уже не имеет значение. Стоя я есть буду до самой старости. Ну а когда умру, то в гроб меня положат к верху задом, или мне будет даже мертвому лежать больно.

При столь печальной перспективе я вдохнул тяжело и даже издал что-то вроде стона, Дороти поняла это по своему, что спасло мой зад от встречи с ремнём.

– Сильно болит? – спросила она.

Я в ответ кивнул, хоть болело и не так сильно.

– Всё говорит о том, что это ушиб, – сделала она своё заключение.

Я опять легко согласился, при этом кивнул.

– Почему ты меня никогда не слушаешься? – риторический вопрос, который она задала, скорее всего, самой себе, но я пожал плечами.

– Прости, прости. Я буду тебя слушаться, – пролепетал я так быстро и прижался к сестре.

Надо было надавить на её жалость, и я быстро этим воспользовался. Дороти отошла и она уже не сердилась, а только пристально разглядывала моё плечо.

– Если будет сильнее болеть, надо будет рассказать родителям, – произнесла она.

Я опять закивал.

Но родителям пришлось рассказать всё равно, причём сейчас и сразу. Пока мы обнимались, и Дороти разглядывала ушиб, то они вернулись с работы. Оказывается, время пролетело так быстро, что мы просто потеряли его течение.