Кого угодно ожидал увидеть в сию минуту перед собой недавно переведенный в дедовскую категорию ротный стукач, но только не меня. Да еще за столь «позорным» для его новой категории занятием, да еще передо мною и в таком новом, непонятном качестве. Нижняя челюсть в прямом смысле у него поехала вниз, обнажая кривые, напрочь испорченные кариесом зубы. Из угла рта потекла густая, не замечаемая им струя слюны.
– Озеллянин, ну вот, ты уже ччелльовеком стал. А я здесь, как прлоклятый, как моллодой втолой год ишаччю, – прогнусавил он, рефлекторно засасывая слюну обратно в рот. Очень хотелось мне сказать ему в ответ: «Так тебе, козел и надо», но как всегда сдержал в себе все накопившееся за год общения с лимоноподобными. Вместо этого из себя выдавил только:
– Терпи, Лимонов, не долго уже осталось.
Он еще что-то пытался плакаться на жизнь но я уже его не слушал, торопился, а он мне был совсем неинтересен. Как и всегда любой поверженный в прах враг. Мое самолюбие на этом этапе было удовлетворено сполна. Пробежав по отделениям, встретил Толю Максимчука, затем Харламова и Кохтюка и с оперблока вызвали Мартынюка. Всплеску эмоций не было предела. По ходу объятий, рукопожатий и плесканий по плечам, Степа, как всегда по деловому, шепнул мне, что после перекура в беседке в узком кругу встречаемся у него в оперблоке.
Всей гурьбой двинулись на улицу в курилку. Там уже понабежало народу. Весь наш призыв водителей, и не наш тоже. Правая рука у меня уже была напрочь отдавлена, спина переломлена, а любимые и не очень сослуживцы все подходили и подходили. Великаны Рогуля и Бабаков, Чкадуа и Харламов, толстые Абашидзе и Барсукевич, ростом ниже среднего Пятаков и Маловичко, вечно угрюмые Болотов и Максимчук, обезьянеподобный Кондратенко и зеленорожий Кузьмин и многие другие.
Все наперебой галдели на тему моего прибытия в роту и чудесного превращения в прапорщика. На все вопросы: «Ну, что ты, как ты, где ты, кем ты?», по возможности кратко и доходчиво ответил. В свою очередь порасспросил, что тут, за время моего отсутствия, нового у них. Особых новостей не оказалось, и затем разговоры потекли в своем обычном русле. А мы своей компанией потихоньку, поодиночке, просочились в предбанник оперблока.
Здесь Степан уже вовсю накрывал стол, проявив при этом не абы какие способности. Принесенная мною с собой бутылка «БЕЛОГО АИСТА» затерялась среди изобилия закусок и своих сестер, бутылок, под разнообразными другими этикетками.
– Хорошо живете, как я погляжу, -оценил я стол.
– Стараемся, как можем, -ответили мне хором. За столом собрались Мартынюк, Кохтюк, Кушнир, Максимчук и я.
– Больше достойных нет, присутствовать за этим столом? -спросил я.
– А они нас на свои мероприятия не приглашают, -ответил за всех Вася Кохтюк, а остальные молча подтвердили. Посидели хорошо, поговорили обо всем и более. Я узнал, что жизнь и служба у них сейчас просто райская. Никто их не прижимает, особого контроля также нет. Свои функциональные обязанности все, конечно, выполняют, но при наличии молодого пополнения, это совершенно не в тягость. Все дружно сожалели, что я ушел из роты так рано и не увидел света в конце туннеля. И одновременно завидовали моей, почти свободной, по их понятиям, жизни.
Из разговора я уяснил, что все без исключения после службы собираются поступать в мединституты
– Ну, а ты?
– Ну, а я, мужики, попробую сразу в военно-медицинскую прорваться, а если не получится, то сгину в прапорах.
– Ну, не так уж тебе и плохо гнить при двух окладах, – возразил Максимчук.
– Это еще когда мы начнем зарабатывать такие деньги. Да ты к тому времени уже озолотишься, – резюмировал Кохтюк. Степан передал мне пачку писем, которые накопились за это время.
За окном уже наступали сумерки. Я еще раз уточнил друзьям, как ко мне доехать в часть, потому что Вася и Степа заверили, что обязательно меня проведают. На улицу просочились снова порознь, а там всей ватагой проводили меня до кпп. Расставаться было грустно, но ничего не поделаешь. Больше мне на территории недлитцкой дивизии бывать не доводилось. А Кохтюк с Мартынюком, действительно, меня проведывали один раз, но это уже отдельная история.
Дела сердечные…
Владимир Озерянин
см. ФОТО:1.я с женой.2. мы с соседями. 3. дом в котором мы жили. балкон по средине, «наш».
Читать дальше