Тимоти Рувидо - Хозяева плоской Земли. Путеводная симфония

– Передай матери от меня вот эту записку, – сказал Кроули, помогая мне сползти на пол. Он дал мне клочок бумаги, который я сразу сжал в кулаке, сообразив, что это нечто важное. – Сам дойдёшь или тебя проводить? – добавил он, когда мы снова оказались на улице.

– Сам, – буркнул я, и тут мы оба увидели мою мать, которая уже вышла на поиски младшего сына, то есть меня.

– Тимоша! – звала она, идя по дороге и оглядываясь по сторонам в надежде, что я на этот раз не стану играть с ней в прятки – в игру, которую я, признаться, очень любил, причём в самое неподходящее время.

Заметив нас, она всплеснула руками и прибавила шагу. К собственному удивлению я не стал вырывать руку из большой ладони Кроули, а послушно стоял и ждал, когда она подойдёт достаточно близко и поздоровается.

– У вас смышлёный сынок, – было первым, что сказал он, подталкивая меня к матери. Когда я повзрослел, а он постарел, Кроули по-прежнему звал меня именно так – сынок. – Я как раз отправлял его к вам с запиской. – Он задумчиво посмотрел на меня. – Так ты, выходит, Тимоти?

– Тим, – поправил я.

Тимошей меня называла только мать. Даже отец почему-то стеснялся повторять за ней это ласковое словцо, которое проникло к нам в дом с матерью моей матери из далёкой России. Кроме неё, моей бабушки, никто по-русски у нас в роду не говорил. Она застала моё появление на свет, и мать переняла у неё этого Тимошу на случаи, когда хотела сказать: я знаю, что ты напроказничал, но не собираюсь тебя за это наказывать.

Затем последовал разговор, подробностей которого я уже не помню, поскольку всё время пытался разобрать значки на бумажке у меня в руке. Правда, я понял, что теперь они никому не нужны, раз этот бородатый старик и моя мама встретились, и по возвращению домой молча бросил записку в камин. Суть их разговора стала мне очевидна в тот же вечер, когда мама за ужином поведала отцу, что Дилан Кроули, наш сосед, открывает на острове контору по развлечению туристов, а её приглашает в новый, почти достроенный трактир поварихой.

– Главной поварихой, – уточнила она.

– Единственной, – хмыкнул отец, прищуриваясь.

Мать с отцом никогда не ругались. Не помню, чтобы я слышал в её присутствии из его уст хоть одно бранное слово. Когда он стал брать меня с собой на промысел, о, там я наслушался такого, что до сих пор стараюсь и никак не могу забыть! Обращался он в таких случаях не столько ко мне или к своим друзьям-напарникам, которые частенько подряжались ему помогать, сколько к океану, рыбе и сетям. Удочки отец не признавал, считая их баловством и пустой тратой времени. Улов шёл на продажу да на зимние заготовки, а значит, рыбы должно быть много, безсчётно 2 2 Здесь и далее используется правильное написание русский слов – с приставкой «без-». С бесовщиной надо бороться. много. Большую часть составляла замечательная «осенька», которую приезжие к нам обычно знают как омуль, но мы, местные, издавна знакомые с латинским языком, на котором она Coregonus autumnalis , то есть «корегонус осенний», окрестили её по второму слову. Ещё мы с отцом заготавливали треску, приходившую к нам с Атлантики, вялили капеллана, иначе говоря, мойву, и морозили лучепёрую пикшу, которая хорошо шла на рынке в соседнем Окибаре – центральном городе юга. Когда я достаточно подрос, мы иногда ходили с ним вдвоём на рыбалку, более походившую на охоту, потому что вместо сетей по обоим бортам баркаса ставились среднего размера гарпуны. Добычей нашей в такие дни была синяя зубатка, рыба опасная, но любимая мной не только за вкус, но и за то, что для меня в то время она была всё равно, что акула. Как вы знаете, своим названием она обязана, разумеется, зубам, которые растут у неё аж в несколько рядов – на челюстях, на нёбе и на сошнике. С сетями на таких не походишь, если только у тебя сети не из стальной проволоки. Нам частенько попадались экземпляры почти с меня ростом и по три стоуна 3 3 1 стоун – 6,35 кг. весом. Парочка таких рыбёшек, и можно возвращаться домой. Мы же обычно привозили с двух ночёвок на воде по пять-шесть штук, за что получали шутливый нагоняй от матери, которой приходилось со всеми этими тушами возиться.

На самом деле к тому моменту, когда я научился управляться с гарпуном, моей сестре Тандри уже исполнилось четырнадцать, и она помогала матери не только по дому, но и в растущем хозяйстве Кроули, старания которого год от года приносили свои посильные плоды. Я к тому, что ни одна из пойманных или подстреленных нами рыбин и рыбёшек никогда не пропадала даром, и переживания матери были скорее переживаниями жены. Отпуская нас одних и понимая, что мне нужно привыкать к взрослой жизни, она в душе боялась, как бы что ни приключилось. Если что-то с тобой произойдёт, напутствовала она меня всякий раз, твой отец этого не перенесёт. Я знал, что у меня был старший брат, я даже знал, что его звали Галин, но он трагически погиб, и отец всю оставшуюся жизнь считал это своей виной. Подробности неизвестны мне до сих пор.