Станислав Вторушин - Еще один день

– Что сегодня повезем? – спросил один.

– Буровой инструмент, трос, запчасти к дизелю. Еще вот этих пассажирок.

Мужчины внимательно посмотрели на девушек. Диспетчер пояснила:

– Из газеты. Будут писать о Федякине.

– Чего о нем писать-то? – сказал все тот же рабочий.

– Ну как же, он у нас передовик, – ответила диспетчерша, и Таня почувствовала в ее голосе не то зависть, не то обиду.

Говоря это, мужчина не спускал с девушек взгляд. Взгляд был нехорошим, он словно раздевал им донага. Татьяне стало неудобно, она хотела встать и выйти, но в это время донесся гул вертолета.

– Летит, – бесстрастно констатировала диспетчерша, даже не сделав попытки подняться с места.

Рабочие тоже не пошевелились. Здесь, по всей видимости, действовали свои, особые правила. Лишь после того, как вертолет сел и заглушил мотор, они вышли из диспетчерской. Девушки направились вслед за ними. Оказалось, что прилетел тот же экипаж, который вчера привез их в Таежное. Бортмеханик открыл задние дверки вертолета, и рабочие начали загружать машину.

– А вы что здесь делаете? – спросил командир у Светланы.

– Полетим с вами, – ответила та.

– Пора зачислять вас в экипаж, – сказал командир. – Надо поговорить об этом в эскадрилье.

– Женщины на корабле не служат, – тут же нашлась Светлана.

– Не говори, теперь они даже в космос летают.

Рабочие закончили погрузку. Механик закрыл дверки и, подойдя к девушкам, сказал:

– Прошу садиться, у нас все готово.

– Какие вы все галантные, – сказала Таня и вслед за Светланой поднялась в вертолет.

На полу лежали несколько крупных железяк и огромный моток толстого стального троса. Татьяна обвела салон взглядом. Вид у машины был как у изрядно поездившего грузовика. Она никогда не думала, что с воздушным судном можно обращаться так грубо. Но тут же сообразила: на Севере небо – единственная дорога, соединяющая людей друг с другом и с их производством. А самолеты и вертолеты – единственные в этих местах грузовики. У нее появилось ощущение, что ее занесло в совершенно иной мир. Ощущение окрепло, когда прилетели на место. Буровая и все, что ее окружало, казалось крошечным островком в угнетающем море безмолвия. Сразу же за вертолетной площадкой и балками, наполовину засыпанными снегом, плотной стеной стояла мрачная, молчаливая тайга. Казалось, шагни в нее – и обратной дороги не будет…

На самолете Ан-2 Остудин летал не так много, да и то на короткие расстояния. И когда над тайгой машина стала проваливаться в воздушные ямы с такой силой, что сердце порой было готово остановиться, он в отчаянии подумал: до Таежного я не долечу. Но время шло, а хуже ему не становилось. Он сначала с тоской, потом все с большим интересом начал разглядывать проплывающий под крылом пейзаж. Надеялся увидеть буровую вышку или хотя бы деревню с белыми дымками из труб над избами. Но внизу была бесконечная темная тайга, которую изредка пересекали белые змейки речек. И у него невольно возникла мысль: а есть ли здесь жизнь вообще?

Чтобы отвлечься, он стал думать о том, как вести себя во время первой встречи с сослуживцами. Ведь первое впечатление нередко оказывается самым стойким. Но думать не давал сосед. Каждый провал самолета вызывал у него приступ икоты. Он стеснялся своей слабости и пытался шутить. В комплексе это выглядело так:

– Чего-то меня… ик… сегодня развезло… ик-ик… За воздух надо крепче держаться… ик-ик-ик.

– Говорят, что в таком случае помогают леденцы, – сухо заметил Остудин, уже давно пожалевший, что не захватил их с собой.

– У вас, случайно, не найдется? – жалобливо спросил сосед.

В этот момент самолет в очередной раз провалился, сосед отчаянно заикал, и разговор с ним потерял смысл. Остудин, так и не ответив, снова повернулся лицом к иллюминатору. Самолет уже летел над Обью. Разрезая тайгу, она походила на белую извилистую дорогу. Кое-где на ее пути встречались островки леса, она огибала их с обеих сторон и уходила дальше. В одном месте над самой рекой он заметил небольшое облачко. Сначала не понял, что это такое. Потом догадался: пар. Он поднимался над майной – узкой полосой не замерзшей воды и кучерявой шапочкой зависал над ней. И Остудин вспомнил, как еще студентом охотился зимой на зайцев.

Мороз стоял за тридцать, но ему было жарко. Остудин выследил зайца, лежавшего в островке кустарника, поднял его, но выстрелить не успел. Зайца закрыла разлапистая ветка, и пока он огибал ее, тот уже был в недосягаемости выстрела. Остудин только увидел черные кончики его ушей и то, как заяц клубком скатился к речке. Он кинулся по свежему следу, подогреваемый азартом и ощущением близкой добычи. Он хорошо знал это место. Метрах в пятидесяти от берега был небольшой островок, поросший редким тальником. Заяц мог залечь только там, и взять его не представляло труда. Остудин, не раздумывая, бросился с крутизны к реке, но, едва выскочив на припорошенный снегом лед, очутился в воде. Его спасло то, что сугроб, на который он налетел, затормозил погружение. Он успел сдернуть с плеча ружье и положить его поперек промоины.