Дарья Аппель - Девятый всадник. Часть 2

– Мне очень нужно с вами поговорить, – произнес он тихо. – Это касается и вас, и меня, и государя.

– И грядущей войны, надо полагать? – я быстро понял, что мне нужно перейти от формул любезности к делу, иначе меня опутают эти сладкие ядовитые сети.

– В том числе, и этого. Мы с братом ждем вас завтра в восемь. Пообещайте мне, что приедете.

Я не мог дать ему такого обещания. Мне сразу показалось, что меня там же и сломают. В его темных глазах я узрел намек на то, что меня попытаются вовлечь в некую интригу. Или, точнее, меня считают вовлеченным в интригу. Но я ни словом, ни делом не дал понять, что считаю всю затею с приоратством Государя фарсом. И вообще, кто я был таков, чтобы со мной считаться?

– Мне все известно, – продолжил он, оглядывая меня с ног до головы. – Магистр проклят и казнен, а дело его живет.

Последнюю фразу он проговорил по-латыни, и я смог ее разобрать. А, разобрав, резко побледнел, что немедленно выдало меня с головой.

В ту пору, однако, мне было известно не очень многое про наш Орден. Я не мог связать то «Общество Розы», в которое вступил при самых странных обстоятельствах летом Девяносто восьмого, и прославленный некогда Орден, взявший Иерусалим и его же потерявший. Об этом я прочитал в одной из немногих книг с экслибрисом моего деда. В ней говорилось об истории рыцарских орденов. После абзаца, повествующего об ереси, в которую впали Храмовники и за которую были казнены, рукою чей-то (верно, моего же деда) было приписана та самая фраза, проговоренная графом Джулио Литтой. Оттого-то я и впал в некоторую панику. Мне ничего не оставалось делать, как идти к нему. Не хватало, чтобы он выдал нас…

Очнувшись от минутной паники, я сказал себе: «Ну и что? В сущности, пусть убивают». Потом сразу же возразил: «Они сделают это наиболее позорным для меня способом. И не пощадят тех, кто со мной связан…»

По прошествии некоторого времени я смог полностью понять сущность опасений графа Литты. Он боялся моего влияния на наследника и государя. Наш Орден – совсем не столь тайный, как я полагал ранее. И о нем знали не только его члены, но и враги. Враг же у Храмовников с 14 века был один – Папа Римский, а с ним – и все, кто действует «к вящей славе Божьей».

Велась игра, в которой про императора никто и не помнил. Известное дело – когда подданные интригуют, государи полагаются лишь фигурами на шахматных досках. Они несведущи в том, что происходит рядом с ними, и часто оказываются невольными жертвами, попавшись в искусные капканы, установленные вокруг их тронов для охоты на других придворных. Я знал лишь одного Государя, который умел эти капканы разрушать. В описываемую мною пору он был лишь юношей, покорным воле своего отца, но вынашивающим далеко идущие планы.

Итак, несмотря на то, что смертельная бледность на моем лице говорила сама за себя, я нашел в себе силы подобрать латинские слова, сложив их в следующую реплику:

– Сила с вами, с нами же правда.

Граф посмотрел на меня куда более уважительно. Он прошептал:

– Ежели чего вам надобно, могу доставить всенепременно.

– Мне надобно, чтобы вы не полагали меня вашим врагом, – я слегка улыбнулся и хотел было откланяться, как мой визави продолжил:

– Но мне огорчительно, что я не могу считать вас другом.

– Вряд ли таким поведением вы добудете себе много друзей, – пожал я плечами.

Улыбка на его красивом лице слегка померкла. Но он все равно проговорил:

– Вы мне крайне нравитесь, барон. Все же мое приглашение остается в силе, и я готов вас видеть, когда вам будет угодно.

Я твердо попрощался и поехал домой обдумывать свою жизнь.

В ту пору я уже приобрел собственную квартиру, на Миллионной, в верхнем этаже, на двадцать комнат.

Я просидел до утра в своем кабинете и выкурил, наверное, пол-сигарного ящика. Ситуация мне очень не нравилась. Я мало понимал, что именно от меня надо графу Литте, то, что мог понять, мне крайне не нравилось. Идти или не идти на это свидание? Любое решение, которое я мог бы принять, не казалось идеальным. И, главное, не к кому обратиться за советом! Армфельд был далеко, не в России, и я не знал, куда ему писать и имею ли вообще право ему писать, людей, которые посвящали меня, я не знал, друзьям и родственникам я не мог довериться в этом деле. Да и вообще, что от меня хотят? Если Литта полагает меня способным повлиять на решения Государя, то ошибается – я не более чем его секретарь, несмотря на мое громкое звание и высокую должность. И кто вообще ему сказал, что я буду действовать против Мальтийского ордена? Конечно, мне лично такое решение не могло сильно нравиться, но я бы не рискнул навязывать свое личное мнение государю. И граф Литта, при всех его талантах к интригам, не мог этого не понимать. Если только не полагал, что за мной, как и за ним, стоит мой Орден . В этом-то вся и проблема. Я должен был хранить тайны, которых мне покамест не поручали. Я должен был сопротивляться интригам, суть которых не понимал. И мое невежество в делах Ордена могло обернуться во вред не только мне…