Вероника Горбачева - Когда возвращается радуга. Книга 1

Главный евнух почувствовал, что его голова, вроде бы недавно надёжно прилепившаяся, вновь несколько отделяется от плеч. И пусть лишь в его воображении…

Спасаться.

Заматеревший в интригах хитрец рухнул в ноги хозяйки Сераля, умело подставив локти, дабы не ушибиться.

– Помилуй, владычица! О да, я пристрастен! Вели отрубить мне голову! Я слишком придирчив в выборе красавиц, но ничего не могу поделать… – Султанша поморщилась, подобрала полы кафтана, отодвигаясь на широком диване, и проныра пополз за её туфлями, глядя снизу вверх, преданно, как пёс. – Ну, кем, кем они хвастаются, о луноподобная? Кем? Хюррем из гарема Великого Визиря? Так она косоглазая, клянусь Всевышним, косоглазая, но наш Визирь помешан на женщинах с ведьмовской косинкой, он сам так говорит. Кто ещё? Амина, любимая наложница доблестного Мюрид-паши? Она косноязычна, хоть и совсем немного, но предпочитает молчать, а все знают, что молчащая женщина – золотая женщина, есть чему восторгаться! К тому же, она неуклюжа и стыдлива, как бессмертная девственница, и каждый раз в постели вопит и рыдает, будто её берут силой. Наш же доблестный паша, говорят, представляет себя в тот момент воином, насилующим девушку в захваченном городе, оттого-то ему и по нраву такая недотрога. Кем ещё похваляются? Синеглазой Сайрой, женой Главного Мудреца? Так у неё шесть пальцев на левой ноге, а люди невежественные называют лишний палец отметкой шайтана. Аллах с ними со всеми; но на самом деле их суеверие возникло не на пустом месте. Сей порок, как писал ещё великий Ибн Сина, указывает на склонность к нездоровым страстям, при которых порой преданность к своему хозяину у женщин перерождается в безумную ревность. Нужно ли подобное огорчение нашему господину, вашему великому сыну?

Несколько заинтригованная, валиде откинулась на спинку дивана, пристроила ноги на оттоманку.

– Шестипалая, говоришь? Ты-то откуда знаешь?

– О, сияющая! – Капа-агасы возвёл очи к небесам, украдкой переводя дух. Верноподданнически поправил двумя пальчиками туфлю, готовую свалиться с левой ноги державной матери. – Как же мне не собирать слухи о жемчужинах в чужих раковинах, ведь я не должен прозевать среди них самую драгоценную! Я не вхож в чужие дома, но хорошо плачу слугам, а также торговцам, которые предпочитают сами рассказать о тайных изъянах девушек, выставляемых на продажу, ибо обман или сокрытие подобных сведений от меня, ничтожного, обойдутся им куда дороже, ежели их плутни раскроются здесь, во Дворце наслаждений. Поэтому-то за долгие годы я ещё ни разу не ошибся в выборе, о, пресветлая! Но порой лучше отказаться от дорогого и красивого приобретения с червоточиной, нежели навлечь на себя твой высочайший гнев, о, многомудрая!

– Хватит! – уже намного снисходительней, чем раньше, отозвалась валиде Гизем. – Я поняла. Отсутствие рыжих в Серале ты объясняешь своими завышенными требованиями к их достоинствам, из-за желания угодить моему венценосному сыну. Так? Поднимайся. Я больше не гневаюсь. И расскажи мне о других наложницах паши. Они такие же, как ты говоришь, недотроги? И… что, он каждую берёт силой? Ах, проказник!

Вроде бы верховный гнев поутих, и разговор ушёл в совсем иную сторону. Великая женщина в минуты отдыха становилась и впрямь женщиной, и любила послушать о том, что творится вне её владений, особенно, если эти знания впоследствии можно было использовать с толком. Осведомителей у неё хватало, и не только здесь, в Серале; однако новости извне касались, в основном, политики, а вот подробностей интимного, так сказать, характера не хватало. А ведь именно их лучше всего использовать при манипулировании нужными или ненужными престолу людьми, сам Махмуд-бек давно уже усвоил эту нехитрую истину.

Капа-агасы совсем уж было успокоился, и счёл, что на сегодня мера его дневных страстей отмеряна с избытком, когда валиде, отпуская его, неожиданно жёстко сказала:

– Смотри, Махмуд, если ты что-то скрываешь от меня или от моего сына…

Посеревшему Главному евнуху мир показался с маленькую кошачью шкурку. Из покоев властительницы он вышел на отнимающихся ногах. Хорошо, что по случаю визита к Госпоже он принарядился, надев поверх парчового халата ещё один, с дорогой меховой опушкой, и под этим, вторым, никто не видел насквозь промокшую от холодного пота спину первого…

Надо было что-то делать с этой рыжей. С этой тощей дрянной девчонкой, в недобрый для него час однажды попавшейся на глаза Хромцу.