Ольга Краузе - Свободный полёт. Фантастические повести

От хрен вам, чай не птица! Натянутый провод трамвайной линии затормозил полет, но физического столкновения с ним не произошло. Может Юлька умерла? Внизу, на рельсах, очень некрасиво скрючившись, лежали ее останки, испражняя остатки экскрементов. Как она там оказалась? Вроде бы только что с Наташкой и ее мужем пиво пили.

Короче, лежит Юлька на трамвайных путях вся никакая, не моргая, в вечернее небо таращится. Отвратительная действительность, которую Юлька, как-то не предусмотрела, уходя из этой жизни. Надо ж было так на чужом косяке задрыгаться! Честно говоря, Юлька не собиралась умирать, а посему совершенно не была готова. Скоро придет домой с работы Лилька. А у ней слабое сердце, она и так постоянно не в духе, а тут еще Юлька Икаром недолетным букву зю посреди дороги изображает. Надо бы как-то попробовать вернуться. Но эта жуткая боль с таким свистом вышибла Юльку из собственной тушки. что она совершенно не заметила, откуда вылетела. И как ей теперь обратно?

Все оказалось очень просто. Достаточно сесть себе на нос. Попробовала поморгать глазами – моргают. Встала. Какая гадость это воскрешение! Понятно, почему младенцы, при рождении, так отчаянно плачут. Они ж тоже в нечистотах родятся. Только их заботливо обмывают, а тут все самой. Вот так сразу вставай и…

И все из-за того, что не научилась Юлька заранее на хрен посылать, для профилактики, чтобы ситуации не усугублялись. Не научилась чужим спиногрызам уши крутить, да по сопатке кровищу пускать. Не научилась в драку промеж друзей не встревать.

Вот и ползи теперь домой, растирая собственные испражнения промеж ног по трусам. Слава Богу, прохожие в это время либо пьяные, либо уторченные, либо углубленные в себя, либо вовсе не в себе. Город большой, шумный, никому ни до кого дела нет. Юлькино выпадение из окна, вроде бы, никого и не заинтересовало, а воскрешение и тем паче. Да хорошо еще, что не все чувства в теле после смерти и воскрешения восстановились. Напрочь пропало обоняние и осязание. Юлька перестала не только испытывать боль, но руки ее не ощущали ничего. Ноги не чувствовали поверхности, по которой она ступала. Приходилось очень внимательно следить за каждым собственным движением. С трудом, но без малейшего мышечного напряжения, Юлька открыла парадную дверь и вскарабкалась по лестнице. Ключи, слава Богу, из кармана, при полете, не выпали. Буквально через час Юлькина одежда была выстирана и тело выкупано. Зато не понадобилось включать водогрей. Юлька знала, что вода ледяная, но холод ее больше не беспокоил, а сварить свое тело в кипятке она теперь могла запросто. К тому же стирать кровищу и дерьмо лучше хозяйственным мылом и в холодной воде.

А одна моя хорошая, даже прямо очень хорошая знакомая, Наташка Романова, с которой я до сих пор по вечерам коньячком душу грею, которая еще может кучу мужей поменяет, а подругой моей закадычной останется навсегда, сказала, что нынче истории без «мяса» не катят. Ну, вот, вроде оно самое «мясо-то» и началось, стало быть эта история из меня, как была, так и поперла. История выживания души из человеческой плоти, история выживания человека среди особей с калькулятором вместо души и совести. Раз уж время такого выживания наступило, то пусть оно само так и идет.

Пришла Лилька, как всегда, в последнее время, мрачная. И Юлька, конечно, понадеялась, что может быть та и не заметит ее нынешнего состояния, при котором она, как бы не совсем в себе. Правда, один раз, с непривычки, Юлька опрокинула стул и разбили стакан, и осколком поранила палец.

От упавшего стула Лилька поморщилась, от разбитого стакана гневно зыркнула в Юлькину сторону. Юлька бросились собирать осколки.

– Осторожно, руки! – Крикнула Лилька и, подбежав схватила Юльку за запястье. Из большого пальца торчал полутора-сантиметровый конец глубоко засевшего осколка, который без труда вынули, но кровь, вопреки всем правилам, не закапала и даже не выступила. А когда сели ужинать, у Юльки не то, чтобы не было аппетита, просто испытывать свое реанимированное естество, в присутствии любимой подруги она не рискнула. К тому же, чувство голода, видимо, тоже пропало.

Вот, таким образом, Юлька и «живет», если теперь это слово подходит к той, у которой не бьется сердце, не потеют подмышки, которая больше не пользуется сортиром, а только подолгу стоит под холодным душем. Зато сердце не болит. Ну. не то, чтобы не болит, а его, как бы нет. И Юлька перестала дышать. Она не сразу это заметила но, однажды, поднимаясь пешедралом по эскалатору метрополитена, обнаружила, что совсем не задыхается, вот тогда-то она и поняла, что не дышит вовсе.