Кира включила улыбку под названием «тронуть всю толпу разом» и возвысила голос:
– Ладно, раз наш уважаемый режиссер все равно мою беду обнародовал, спрошу у всех: кто может желать мне зла?
Одно из двух: или удастся весь этот бред обратить в шутку, или кто-то все-таки что-нибудь полезное скажет. Второй вариант практически невероятен. Черт возьми, ведь говорила же себе: нечего в паранойю впадать! Надо было плюнуть на все это, и дело с концом…
Все действительно расхохотались, а уж кто искренне, а кто – нет, понять было невозможно.
Кто-то предложил выпить за Валькирию, которую никто не ненавидит, зато все любят, но Кира замахала руками и потянулась чокаться с Ольгой: дескать, героиня у сегодняшнего праздника одна, так что нечего дробить внимание…
Чуть погодя она попросила администратора вызвать такси и отбыла настолько незаметно, насколько это было возможно – то есть еще раз чмокнув плешь режиссера, обнявшись напоследок с именинницей и молча помахав обеими руками всем присутствующим.
Кира попросила таксиста не подъезжать к дому по набережной (чтобы ей не пришлось проходить мимо злополучной лавочки), а остановиться возле круглосуточного супермаркета на параллельной улице. Еда дома, конечно же, после вчерашнего визита помощницы была, и никакой супермаркет Кире был не нужен. Но ей хотелось еще немного отсрочить приход домой, потому что в тишине квартиры думать получалось намного лучше, чем в любой другой обстановке. А вот думать сейчас ей как раз совершенно не хотелось. Как только она начнет думать, то непременно придет к бесспорной мысли, что нужно просто выкинуть все это из головы. Но поскольку ей решительно непонятно, как это сделать, раз ей так тревожно и непоседливо от любопытства, то такая мысль никакого практического значения иметь не будет. А зачем думать мысль, которая не имеет практического выхлопа?
Поэтому Кира всласть побродила по дорогому магазину, где ее знали все поголовно, всем поулыбалась и даже немножко поболтала, купила спелое манго (в пару к уже лежащему дома) и маленькую коробочку пастилы, которая, как известно, наиболее похудетельная сладость из всех имеющихся. Больше ничего ей в голову не пришло, поэтому она с неким сожалением вышла на улицу и пошла дворами к своему дому.
Преодолев обычные тринадцать лестничных пролетов, Кира с неудовольствием отметила легкую одышку: все-таки коньяк вперемешку с дурацкими переживаниями сделал свое черное дело. Мысленно дала себе задание попасть в скважину ключом с первого раза и, видимо, переусердствовала с выполнением команды, потому что ключ вошел как-то не очень так и не сразу согласился провернуться нужное количество раз. Задумалась, можно ли считать задание выполненным или нет, потом обругала себя последними словами и решительно распахнула дверь.
Кира очень любила свою квартиру. Здесь каждая вещь была вымечтана задолго до того, как была куплена квартира для ее размещения. Она даже не каждого своего мужчину приглашала к себе домой. С одними предпочитала встречаться в отелях или на их территории, а для других использовала квартиру в качестве тестового материала: если мужчина быстро находил в ней свое любимое место – значит, был пригоден для хоть сколько-нибудь серьезных отношений. Если же нет, Кира с ним прощалась сразу: знаешь, дорогой, если уж берлога не нравится, то и с медведем тебе дружить не стоит.
Она повесила в шкаф специальное «съемочное» пальто – немнущееся, теплое, пестрое, чтобы казалось, будто никакие пятна на него не садятся, – переобулась в любимые овечьи тапочки и ушла в спальню переодеваться. Процесс переодевания она затягивала сколько могла: неизбежная мысль по-прежнему никакого практического смысла не имела, так что нужно сделать все, чтобы эта бессмысленная мысль просто не успела прийти в голову до того момента, пока Кирина невыспавшаяся голова уляжется на подушку. А там уж, Бог даст, сон, подстегиваемый половиной стаканчика коньяка, навалится и…
Тут ей в голову пришла другая мысль – насчет того, как изгнать первую, ненужную. А не попробовать ли ей сыграть портрет этого несчастного пророка?
Конечно! Почему бы не попробовать? И Кира вышла из спальни и зажгла свет в гостиной.
Первое, что бросилось ей в глаза – у пианино была открыта крышка.
Никогда в жизни она не позволяла себе держать пианино открытым. Это, наверное, пошло с детства: родители всегда ругательски ругали ее, если она открывала пианино, чтобы потыкать в те же клавиши, в которые все время тыкали сами родители, а потом забывала его закрыть. Она до сих пор понятия не имела, почему открытое пианино – это так ужасно, но, тем не менее, всегда исправно крышку закрывала.
Читать дальше